Смерть О'Бэниона только открыла дверь для большего насилия, и вскоре Аль стал опасаться за свою жизнь. Он не мог выйти на улицу без как минимум двух телохранителей. Торрио тоже был в опасности. После того, как бандиты-конкуренты покушались на его жизнь, он решил уйти в отставку, передав свою «империю» Алю и семье Капоне.
Прежде чем стать главой преступного мира в Чикаго, Капоне пришлось бороться с ирландскими и еврейскими бандами. Историк Ричард Хаммер писал: «Банда Капоне была хорошо сплоченной командой, а сам Капоне обладал напористостью и честолюбием, которых не хватало другим, а также беззастенчивой аморальностью, что привело его к победе. Капоне твердо решил стать хозяином Чикаго. Он знал, что для достижения этой цели ему необходимо раз и навсегда разгромить тех, кто противодействует ему. И он сделал это не методами Торрио, а убеждением, соглашением и компромиссами, но используя то, что ему было лучше всего знакомо, — насилие»[51]
.Осознайте, что этот гнев Капоне накапливался на протяжении веков. И, несмотря на воплощение священником, смиренно служившим людям, он так никогда и не разобрался со своим гневом против матери, которая развелась с его отцом. Он не смог примириться и с Богом, испытывая гнев против Него за то, что Он уничтожил его семью при пожаре.
Такие моментумы не остаются в статическом состоянии. Этот гнев накапливался со времени, когда на Атлантиде мать Капоне бросила его, и до того момента, когда он принял решение стать властителем, самим Богом. Он решил, что будет сам выбирать, когда людям жить, а когда умирать. И для этого он будет угрожать, преследовать, нагонять страх и заставлять людей дрожать в своих постелях. Он возьмёт эту власть у Бога и использует в своих целях.
Капоне уничтожал банды соперников одну за другой. Он практически не боялся официального возмездия, поскольку убийства в бандитском мире редко заканчивались обвинительным приговором.
Двадцатипятилетний криминальный авторитет переехал в новую штаб-квартиру в отеле «Метрополь», где занимал девять номеров за 1500 долларов в день. Он использовал её в качестве своего постоянного места пребывания до 1928 года. Этот переезд принёс ему нечто большее, чем роскошь, — он принёс ему известность. Капоне предпринимал попытки выглядеть уважаемым бизнесменом, давая интервью журналистам, позируя фотографам, посещая боксёрские поединки и бейсбольные матчи. Вскоре все в Чикаго знали, кто он такой. Альва Джонстон из
Аль Капоне пытался представить себя человеком, оказывающим помощь людям, — не жестоким преступником, а благодетелем. Ему помогало притворство, окружавшее сухой закон, при котором все, начиная от мэра до газетчиков и полиции, регулярно нарушали запрет на алкоголь, часто посещая пивные Капоне.
«Девяносто процентов жителей округа Кук пьют и играют в азартные игры, — сказал Аль журналистам, — и меня обвиняют в том, что я предоставляю им эти развлечения. Что бы там ни говорили, моя выпивка хороша, и мои азартные игры — без обмана. Мой девиз — служение народу. Я всегда считал благодеянием для народа — дать ему приличную выпивку и честные игры»[53]
.Аль Капоне не просил прощения за свой образ жизни, полный насилия, но любил оправдывать себя. Он говорил: «Быть может, Бог смотрит на это как на самозащиту. Этот взгляд немного шире, чем трактовка сторонников закона. Быть может, вполне допустимо — убить человека, который убил бы тебя сам, если бы увидел тебя первым. Быть может, это допустимо — отнимать жизнь, — чтобы защитить свой бизнес, приносящий тебе заработок, когда ты заботишься о жене и ребёнке. Думаю, так оно и есть. Вы не можете осуждать меня, ибо на Земле есть множество людей похуже меня»[54]
.Как бизнесмен, Аль выработал осторожный подход к людям. Во время его летних каникул в Лансинге, штат Мичиган, члены итальянской общины вспоминали его как человека «выше всяких похвал» и «привлекательного», а не «крикливого, показушного и грубого», как позже его изображали в кинофильмах[55]
. Он любил пошутить и обожал детей, покупал им велосипеды и раздавал деньги. Его новообретённое богатство давало ему возможность сыграть роль Санта-Клауса или даже… Бога.Хаммер пишет, что «он всегда имел полные карманы денег и щедро раздавал чаевые: чистильщикам сапог — по $10, гардеробщицам и горничным — по $20, официантам — по $100 [сейчас это составляет около $1,50]. Казалось, его щедрости не было предела»[56]
. Некоторые видели в нём эдакого Робина Гуда, который отбирал у богатых и раздавал бедным.