~А (Алая буква)

— То есть как это — «не ввязывать»? — фыркает Валерка. — Ты её видел?

— Видел.

— И что, ты не понял, что она из себя представляет? Она же вцепится намертво, как бульдог. И как я ей, такой любознательной, по-твоему, объяснять буду, что для Кириллова вдруг нашлось место в «Бакулевском»?

И тут мне приходит в голову одна расчудесная мысль.

— А ты скажи ей, что объявился благотворитель, пожелавший остаться неизвестным, но заплативший за очередь, — хмыкаю я.

— Вот ты молодец! — Валерка хохочет.

После этого мы пару минут беседуем Бог знает, о чем, после чего я желаю ему счастья, здоровья, передаю привет его жене, от которой ещё в институте бегал, и вешаю трубку.

Выезжая с парковки, я думал о том, что выполнил часть задуманного: да, этот мальчик пройдет обследование, но не у меня, потому что я детей не лечу, а у детского кардиолога — лучшего врача, как и хотела Аасмяэ. И это, по моим расчетам, должно резко снизить её интерес к моей скромной персоне. Что касается моего участия в подготовке её «дорогой» передачи, то с этим будет намного проще: я видел, как она реагирует на меня, и точно знаю, что надо сделать, чтобы быстро свернуть её съёмки».

Глава 3. Игры в прятки и в поддавки

— Почему вас заинтересовали эпосы? — Дагмар пожала острыми плечами.

— Потому что вы мне приятны. А человек познаётся по-настоящему, когда он говорит о своём деле.

— Это вы про мужчин. Женщина познаётся, когда она любит, кормит дитя, делает мужчине обед и смотрит, как он тревожно спит.

Юлиан Семёнов

Январь 2017 года. Москва.

1.

Проспект Мира, квартира Аасмяэ, 09:00. Велотрек, Крылатское, полдень.

«В комнату ворвался пронзительный вой сигнализации, который подбросил меня на кровати и заставил пулей подлететь к окну. Чувство, знакомое всем, кто оставил на ночь под окнами автомобиль: не твоя ли зараза воет? Оказалось, истошно вопил соседский «Ауди». Похлопав сонными глазами, посмотрела на бегающего вокруг машины соседа, покосилась на будильник — почти девять утра. Натянула клетчатую рубашку и спортивные брюки, двумя рывками раздвинула тяжелые шторы и впустила в комнату серенький свет холодного утра.

Я у себя дома. Где ночевал Игорь, ведает только один Господь Бог, хотя, зная Игоря, нетрудно предположить, что тоже у себя: у Соловьева что-то вроде студии на Ленинском проспекте, где на метраже в сто тридцать квадратов можно легко разместить небольшой автопарк. Видимо, поэтому я, с детства привыкшая к относительно скромным габаритам эстонских квартир, никогда не чувствовала себя там уютно. А может быть, дело не в Игоре, а во мне: после вчерашних безобразных съёмок и последовавшего за этим унизительного разговора с Сечиным меня хватило только на то, чтобы, уезжая из телецентра, бросить Игорю смс-ку, сообщив ему в двух словах, что я поехала за Данилой и ночевать мы останемся у меня. Получив в ответ короткое: «Хорошо» и такие же короткие, но вежливые приветы Дане, поморщилась, забросила телефон подальше в сумку и рванула в детдом. Запихнув в машину надутого «зайца» (ещё бы: обещала приехать утром, а явилась в шесть вечера), покатила искупать свою вину в парк «Музеон», где упрямый мальчишка, вместо того, чтобы глазеть на иллюминацию и спокойно гулять по дорожкам, полез кататься с ледяной горки. Еле вытащив его с этой проклятой горы, отправилась с ним за пособиями в книжный, откуда мы поехали ко мне домой, где окончательно умиротворенный Данила, проглотив все положенные ему лекарства, по-свойски устроился в моих объятиях на диване и потребовал включить ему «Джека Ричера». В двенадцать ночи я решительно вырубила телевизор, вручила полусонному Даньке зубную щетку и погнала его спать.

«Знаешь, Саша, из тебя бы вышла очень хорошая мать», — однажды задумчиво произнес Игорь, наблюдая за тем, как я вожусь с Данилой. Но, как известно, лучше всех о воспитании детей знает тот, у кого их нет, так что Игорь ошибся: из меня получилось бы всё, что угодно — старшая сестра, подруга, наставница, даже нянька, но только не мама. Сколько я себя помню, я никогда не умилялась при виде детей, не горела желанием взять на руки грудничка и сюсюкать с ним, восхищаясь его нежными ручками или молочным запахом. Пряча улыбку, я снисходительно слушала рассказы подруг, взахлеб уверявших, что рождение детей — это всему основа. Что это — величайшая радость, что ничего выше этой радости нет, и что, когда у женщины появляется ребёнок, то её жизнь обновляется, а она многое переосмысливает. «Трогательное маленькое дитя пробуждает нежность и умножает любовь», — как красиво сказано! Только вот я никогда не испытывала интереса к детям, пока в моей жизни не появился Данила.

Стоя у окна и разглядывая занесенный снегом двор с голыми, точно процарапанными чёрным по белому, деревьями, я, машинально поглаживая пальцами гобеленовую штору, вспоминала, как познакомилась с Даней. Как ни странно, но свёл нас Игорь…

— Игорь, можно?