~А (Алая буква)

Сверившись с навигатором, я свернула на Третье транспортное кольцо, потом на проспект, ушла под изгибающийся бетонной дугой мост и припарковалась в небольшом дворике на Карамышевском проезде. Осмотрелась. В голову пришла мысль, что здесь когда-то давно был парк: уж слишком густо росли деревья, прореженные пятиэтажками. Посидев за рулем своей «Хонды», посмотрела на чёрный железный забор, на белое трехэтажное здание детского дома, утопленное между «хрущёвками». «Что меня там ждёт?» — думала я, а на душе становилось всё тошнотворней. От безысходности, нервно щелкая зажигалкой, прикурила и высадила одну за другой две сигареты. Вздохнув, сунула в рот ментоловую конфету, покопалась в сумке, разыскала в её недрах свой телефон и набрала номер, выданный мне Ларисой. Трубку взяла женщина, судя по голосу — пожилая. Я объяснила ей, кто я, поинтересовалась, как попасть в детский дом. Следуя указаниям, с мобильным в руке выбралась из машины и зашагала к калитке, где меня уже ждал охранник.

Шустрый парень в форме частной охраны широко улыбнулся, покосился на мои кожаные брюки и повёл меня к корпусу, где и передал с рук на руки вышедшей на расчищенное от снега крыльцо пожилой женщине. Аккуратная, улыбчивая, миниатюрная, одетая в элегантный тёмный костюм и пальто, она почему-то сразу мне не понравилась. «Улыбка фальшивая», — уже через секунду поняла я, разглядывая её холодные умные карие глаза и тонкие, словно изъеденные временем, губы.

Тем не менее, я протянула ей руку:

— Александра Аасмяэ. Можно просто Саша.

— Марина Алексеевна Добровольская, заместитель директора по воспитательной работе, — в свой черёд представилась женщина и вручила мне свою сухонькую ладонь с цепкими пальцами и коричневыми, свойственными старости, пигментными пятнами. Несмотря на зимнюю стужу и пожилой возраст, рука Марины Алексеевны оказалась тёплой, как у всех здоровых людей, а пожатие — на удивление крепким. Я извинилась, объяснила, что начальство приехать не сможет. Марина Алексеевна кивнула и тут же принялась благодарить меня за шефскую помощь, оказанную нашим каналом детдому. К моему удивлению, она оказалась на редкость словоохотливой и всё говорила и говорила, пока вела меня в здание, и мы пересекали чистенький вестибюль, украшенный пестрым плакатом: «Добро пожаловать!», и даже когда я попыталась её перебить, чтобы поинтересоваться, где можно повесить куртку? Она трещала и трещала, а я оглядывалась вокруг и мне становилось всё хуже. И дело даже не в том, что окружавший меня периметр — вестибюль с деревянными скамейками, тусклые лампы и гардероб, больше похожий на клетку, чем на секцию вешалок — был по-казенному неуютным и скудным. Это невозможно передать словами, но вокруг меня расползался тот гнетущий запах несчастья и настоящей беды, который нельзя втянуть легкими и можно только почувствовать.

Шагая за Мариной Алексеевной, я пыталась себя убедить, что детям тут всё-таки нравится и что запах несчастья мне просто почудился, когда поймала своё отражение в конопатом от времени зеркале: девушка с растерянными глазами и надменным лицом в ультрамодных шмотках на фоне обшарпанных стен и вытертого линолеума. Как бабочка, залетевшая на пепелище... Я смотрелась здесь, как нечто вызывающее и чужеродное.

«Показуха. Вся твоя жизнь — показуха. Твоя эстонская фамилия, «Останкино», МУЗ-ТВ. Отношения с Игорем, которые всего за полгода превратились из его «ты моё всё» в его «подай», «принеси», «выручи», «сделай». И лучше бы ты, пока ехала сюда, не Игоря проклинала, а догадалась заехать в магазин и купить детям игрушки или хотя бы конфет», — пронеслось в моей голове, и мне стало совсем плохо. Прикусив губу, я отвела от зеркала глаза. Господи боже мой, как же мне было стыдно...

Между тем Марина Алексеевна продолжала трещать, интересуясь всем тем, что люди обычно хотят знать об «Останкино»: как снимаются передачи, можно ли попасть к нам на съемки, сколько платят массовке и действительно ли так хорошо выглядит в жизни Роза Сябитова? Я что-то невпопад отвечала ей, пока не поймала себя на очередной мысли.

— А… где дети? — спросила я, заметив, что ни на лестнице, ни в вестибюле, кроме нас никого нет. — У вас так пусто.

Я даже голосов детских не слышала.

— Дети? А они в другом корпусе. Малыши сейчас учатся, а у старших физкультура по расписанию. Но некоторые из них здесь. — Марина Алексеевна изобразила улыбку и указала мне на дверь с табличкой «Актовый зал».

— И… их там много? — поёжилась я.

— Все, кто выступает… ну, или просто присутствует. Кстати, представители других шефских организаций уже приехали, — добавила Марина Алексеевна, а у меня как груз с плеч упал: я поняла, что хоть не одна там буду.

— Ну, проходите, — она распахнула дверь, я пропустила её вперёд, и мы вошли.