~А (Алая буква)

Это был самый обычный актовый зал самой обычной школы: ряды дерматиновых кресел, коричнево-бурый линолеум на полу, стены с портретами литераторов и ученых, розоватые, в нарядных воланах, шторы и небольшая сцена с ведущими на неё облупленными, когда-то покрашенными красным, ступеньками. Моё внимание привлекла живая пушистая ёлка, которая стояла в глубине сцены: она была украшена самодельными елочными игрушками — снежинками из пенопласта и шариками из разноцветной фольги, точно дело происходило не в 2016-м году, а в каких-то забытых Богом восьмидесятых. Покосившись на елку, я перевела взгляд в зрительный зал, где сидело человек десять взрослых и примерно столько же подростков в возрасте от тринадцати до пятнадцати. В глазах у детей был интерес, а те, что были постарше, смотрели уже оценивающе. Двое мужчин откровенно гладили глазами мои кожаные штаны, а женщина в приличном костюме даже прищурилась.

— Здравствуйте! — С этими словами я выбрала для себя и своих вызывающих брюк самый последний ряд кресел, где никто не сидел, кроме какого-то худенького мальчишки. Темноволосый, одетый в вытертые голубые джинсы и такой же голубой мешковатый свитер, он невозмутимо поглядывал на меня и что-то увлеченно чертил ручкой на крышке спичечного коробка.

«Спички… Они тут что, курят?» — естественно, пришло мне, куряке со стажем, в голову. Покосилась на Марину Алексеевну: она вообще это видит?

— Может, вы пересядете поближе к сцене? Оттуда лучше видно, — нахмурилась та. Обращалась она явно ко мне, но при этом смотрела на мальчика.

— Спасибо, но, если можно, я здесь останусь. У меня дальнозоркость, — понизив голос, доверительно сообщила я — и соврала, а мальчишка вдруг подозрительно хмыкнул. Теперь уже и я уставилась на него, и поймала в ответ взгляд очень странных глаз. Машинально отметила его длиннющие, как у всех подростков, ресницы, тонкий нос, рот с родинкой над губой. Это был худощавый, довольно высокий мальчик с красивым, немного самоуверенным и даже чуть нагловатым лицом и зеленовато-карими глазами, переливающимися под светом ламп всеми оттенками золота.

Потоптавшись — так, словно она хотела мне что-то сказать, но так и не решилась, Марина Алексеевна нехотя отошла, а на сцену под дружелюбные и нестройные хлопки взрослых и детей уже выходила другая женщина, помоложе. Смущенно откашлявшись, она зачем-то потрогала пальцами микрофон, смутилась ещё больше и дрогнувшим голосом объявила, что утренник начинается. Но на сцену я не смотрела. Я разглядывала мальчишку, тот — меня, причем, делал он это с лёгким юмором и любопытством. В нем что-то было — что-то, что в корне отличало его от других детей, и я неожиданно для себя похлопала ладонью по сидению кресла, нас разделявшего.

— Иди сюда, — позвала я. — Меня Саша зовут. А тебя как?

Мальчишка помедлил, но пересел. Взмахнул ресницами и произнес хрипловатым, сиплым, словно раз и навсегда сорванным голосом:

— А вы, Саша, кстати, соврали...

— Когда? — я даже оторопела.

— Когда про дальнозоркость сказали. У вас ведь её нет, да? — Он улыбнулся: он знал, что был прав. — Меня Данила зовут.

Вот так мы и познакомились.

Сначала он показался мне по-детски непосредственным и очень общительным. Не стесняясь, не смущаясь, спросил меня, где я училась и где я работаю? Я вкратце рассказала ему, как на втором курсе журфака пришла в телецентр на кастинг и даже приплела к месту пару забавных историй о закулисье «Останкино», решив, что это может понравиться мальчику его возраста. Данила слушал, улыбался, кивал, но судя по тому, как он рассеянно крутил в пальцах спичечный коробок, всё это его мало интересовало. А присмотревшись к нему, я вообще поймала себя на мысли, что этот мальчик строит наш разговор так, как это свойственно взрослым, когда те хотят уйти от обсуждения личных тем: Данила выстраивал наш диалог таким образом, чтобы я больше рассказывала о себе, в то время как сам он старался отвечать лишь на мои вопросы.

— Зачем тебе спички? — попробовала расшевелить его я (а может быть, и восстановить свой собственный статус кво: всё-таки из нас двоих я была взрослой). — Ты бы не курил, это же вредно.

— Вот когда вы приедете сюда снимать передачу о вреде курения, то и я с сигаретами завяжу, — моментально нашёлся он. Поймал мой взгляд и пошёл на попятную: — Это не спички, — нехотя признался он. — Это… короче, мне это надо.

— Тогда дай посмотреть, — решив взять его на слабо, я протянула руку. Поколебавшись, Данила вложил мне в ладонь спичечный коробок, и я увидела то, что заставило меня улыбнуться: на шероховатой картонке крышки синим шариком ручки был изображен потрясающий лопоухий мультяшный заяц.