А что, если бы

Не лучше оказалась и судьба России. До прихода степняков такие русские города, как Великий Новгород, Киев или Рязань, богатели за счет оживленной речной торговли. После монгольского разорения путники увидели славившийся великолепием Киев превратившимся в деревушку, с населением в сотню ютившихся среди обгорелых развалин жителей. Многие считают, что знаменитая русская ксенофобия является прямым следствием монгольского ига.

В завоеванные земли монголы прежде всего направляли сборщиков податей, которыми облагались уцелевшие жители. Почти четыреста лет спустя исконные жители Сибири продолжали платить дань мехами — «ясак», от монгольского «Яса», как именовался свод законов Чингиса. После прихода монгольских орд ни одна страна больше не оставалась такой, какой была прежде.

Возможно, глядя на рыскавших по равнине всадников, гипотетический наблюдатель со стены Вены вспоминал перечисленные бедствия и гадал, какая судьба ждет Европу. В большие походы монголы выступали зимой, как следует откормив коней на летних пастбищах. Их наступления следовало ждать в январе или в феврале, и Вена лежала как раз на их пути вверх по Дунаю из Венгрии.

Жители Вены могли спасти свои жизни, сдав город без боя, но и в этом случае их ждала незавидная участь. Скорее всего, им, как и горожанам из покорившейся Бухары, было бы позволено покинуть город, оставив его на разграбление. После этого многих детей, юношей и девушек ждал угон в рабство, а прочих — расселение по сельской местности: победители ненавидели города и Вену наверняка сравняли бы с землей.

Разумеется, к тому времени государи Европы успели бы собрать еще одну армию, но нет никаких оснований полагать, что кому-то из них могло повезти больше, чем Генриху Силезскому или Беле Венгерскому. А после разгрома этой армии Европа осталась бы беззащитной [125].

Разведка у монголов была поставлена превосходно, в связи с чем их наверняка привлекли бы богатые Нидерланды с такими городами, как Гент, Антверпен и Брюгге. Затем, в поисках пастбищ они должны были бы отклониться к югу и двинуться в центральную Францию, разрушив по пути Париж. Возможно, часть войска, перевалив через Альпы, оказалась бы в Италии, где в долине реки По было достаточно и травы для фуража, и городов для грабежа. Как и повсюду, сопротивлявшихся в Италии ждала смерть, сдавшихся — разграбление, а города — разрушение. Назначив управителя и сборщика податей для выколачивания оных из без того впавшего в нищету населения, ютящегося по уцелевшим деревням, откормив коней сочной травой северной Италии, монголы, милостию Божией, наконец ушли бы восвояси.

Но что бы осталось?

Разорение торговых городов в Нидерландах могло подавить в зародыше формирование финансового центра Европы. В тринадцатом веке Антверпен и Гент вели энергичную торговлю шерстью, что заложило основы устойчивого экономического роста Западной Европы на протяжении нескольких следующих столетий. Недаром первая в мире биржа возникла позднее именно в Антверпене. Вторжение монголов означало пресечение тенденции к динамическому развитию в корне, быстрое скатывание всего региона к дикости. Неизбежное сокращение населения делало невозможным поддержание в порядке голландских гидротехнических сооружений, следствием чего должно было стать вторичное наступление моря на отвоеванную у него человеком сушу. Обширная долина Рейна, Мааса и Шельды превратилась бы в болото. А наша история лишилась бы развития капитализма, укрепления буржуазии, изобретения печатного станка и распространения гуманизма, восстания гезов, великих демократических революций в Англии, Америке и Франции, а заодно и Промышленной революции.

 Но еще большей катастрофой для будущего человечества могло стать разрушение Парижа, являвшегося в ту пору интеллектуальным центром Европы. Штудируя логику Аристотеля, ученые Парижского университета закладывали основы принципиально нового взгляда на мир. Номиналисты   уже   настаивали   на   неоспоримой   реальности материального мира. Через сто лет после монгольского нашествия именно ректор Сорбонны впервые разработал теорию инерции, введя в научный обиход идеи, легшие в основу великих теорий Галилея, Кеплера и Ньютона. Приход монголов стал бы губительным для прогресса мысли.

Представляется уместным задаться и другим вопросом: сумей никем не остановленные монголы захватить Италию, что стало бы с папой? Удостоился ли бы он высокой чести в знак почтения к духовному сану быть затоптанным в кожаном мешке? Монголы уничтожили халифат, значивший для ислама никак не меньше, чем папство для христианства. Правда, у папства имелось несколько больше возможностей для маневра, хотя бы потому, что папе не требовалось вести свой род от святого Петра. Однако падение папы как главы единой Христовой Церкви повлекло бы за собой скорый распад западного христианства на множество соперничающих сект. При отсутствии господствующей доктрины не возникло бы надобности в сильной оппозиции, а значит, и в Реформации с ее радикальной новизной представлений о человеческой природе.