А любить никто не хотел

«Обычно генерал приглашает к себе через секретаря, что называется просто, в рабочем порядке, а потому и переживаний не вызывает», – размышлял майор милиции Ковалёв, скоренько шагая по длинному широкому коридору вдоль стены, дабы не наступить ненароком на богатую ковровую дорожку, по коей дозволялось ходить исключительно генералам и иногда начальникам управлений. Остальным строжайшее табу, раз уж не в состоянии вымыть свою обувь. А ведь представители главка, – лицо, так сказать, всемогущей организации сраны в отдельно взятом регионе. Не абы кто.

Лично «Самый» и сетовал на то. Идиот. Откуда-то из нежной Центральной России, где очень долго был зам по тылу, отправили в сердитую, неприветливую Сибирь. На повышение. Наворовал себе, чтоб хватило, купить должность с широкими лампасами на форменных брюках. И хорошо, хоть его заместитель – человек адекватный. Из местных. Водителем в одном из районных угро начинал. Заступится, коли чего. Да, вот незадача – теперь-то именно он разоряется, а не самый главный.

«Лично вызвал, а, значит, рассержен и крайне. Когда сам зовёт, по прямому, добра не жди. В самом деле, что же я такого наделал, раз мне сейчас всё нутро наизнанку вывернут?», – продолжал Ковалёв мучительные раздумья и оттого здоровался не с каждым встречным, попросту не обращая на коллег внимания.

– Ну, где ты там застрял, Коля? Чего плетёшься так долго? – в нетерпении спросил Александр Павлович.

– Не кричи? Не застрял я ничего, за тобой нога в ногу и шёл, – возмутился Ковалёв, но Ларионов его не слушал и переживал о другом.

– Ты вспоминай, Коля, вспоминай. Из-за чего он на тебя разозлиться может? У тебя уже отговорка должна быть на любое его обвинение, а ты даже не знаешь, что он тебе предъявит сейчас. Ну?

– Да, не помню я, – обречённо развёл руками Ковалёв. – Нормально всё было. Заказух давненько нет, буржуи нынче предпочитают конкурентов сажать, а не мочить. А остальная бытовуха почти вся раскрыта. А что нет, так не сегодня, завтра размотаем. Под контролем всё, Сан Палыч.

– Ну, знаешь… Если уж ты сам не в курсе, то и я не знаю, что у тебя в отделе происходит. Пошли. – вздохнул начальник розыска и, затаив дыхание, как перед входом в жаркую баню, резко открыл дверь приёмной первого заместителя начальника главка, генерал-майора милиции Гаврилова Сергея Алексеевича.

Секретарь, женщина средних лет в добром теле, молча, кивнула, в знак приветствия и даже под толстыми линзами изящных очков в больших её красивых глазах угадывалась жалость к визитёрам. Однако и она не могла ничего сказать на немой вопрос вошедших.

– Слушай, Сан Палыч, – быстро-быстро зашептал Ковалёв на ухо начальнику. – А если из-за Мироненко?

Уже коснувшись ручки генеральской двери, начальник всех милицейских оперов в области, не считая экономическую безопасность, непонимающе взглянул на подчинённого.

– Его не арестовали, – объяснил Ковалёв. – Он малолетке лицо исполосовал, шрам на всю жизнь у девчонки останется, а следачка упёрлась, не захотела заморачиваться и выпнула козла этого на подписку…

– А мы здесь каким боком? – в прищуренных глазах Александра Павловича недвусмысленно читалось, Ковалёва он только что дураком обозвал. – Мы следственному комитету не указ, это они нам могут кровь сворачивать своими поручениями. Они и решения принимают, и отвечают за них тоже они. А мы люди маленькие, исполнители…

– Ну, мало ли? – пожал плечами Ковалёв. – Скажет, вы уголовный розыск и должны были продавить взятие под стражу, настоять, убедить, на худой конец мне позвонить, уж я бы им там всем… Ну, тебе не меньше моего известно, как он умеет воспитывать нас задним числом…

Ларионов не ответил и, смачно выдохнув, будто перекрестился, открыл тяжёлую дверь:

– Разрешите, товарищ генерал? Подполковник милиции Ларионов и майор милиции Ковалёв по вашему приказанию прибыли.

– Ох, ты, как ты выдаёшь, Александр Павлович, а. Надо же, всё по правилам, по уставу, хоть и сыщик, а не строевой. Что, страшно, да? – ухмыльнулся Гаврилов и слова его можно было счесть за шутку, если бы круглое лицо не пылало в ярости.

Нет, генерал вовсе не шутил. Ненавистным взглядом он насквозь протыкал начальника отдела по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений против личности, называемого в простоментовии «тяжами», а по киношному «убойкой», и оттого Ковалёв чувствовал себя ещё паршивее, чем минуту назад да изнывал от желания, первым спросить у шефа, чего тот взвился? Чем его большезвёздной душеньке на этот раз не угодили.

– А знаешь, почему тебе страшно, Александр Павлович? – генерал встал из-за стола, степенно подошёл к Ларионову, небрежно пожал ему руку, но Николая теперь даже не удостоил взглядом. – А потому, что тебя предупреждали, Ковалёв твой ненаглядный, абсолютно неуправляем, но ты всё одно пропихнул его в начальники. Ему с его несносным характером в операх сидеть безвылазно, там его пламенная честность в самый раз, а руководитель в первую очередь политик, он лавировать должен уметь, и тем чтоб хорошо было, и этим. У тебя же одним из самых важных подразделений всего угро танк командует, а не…