А мама дома?

– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал он по-английски. – Понимаете? Если она выйдет из комы – прекрасно! Она поправится через несколько дней. Если нет… – Он пожал плечами. – Мы делаем все, что можем.

Сначала, несмотря на слова доктора, Анне показалось, что маме лучше. С другого конца лестничной площадки она видела, как на кровати, наполовину скрытой от нее больничным оборудованием, шевелится покрывало, как будто мама его дергает. Но оказалось, рядом с кроватью стоит медсестра и возится с маминой рукой. Когда Анна подошла ближе, то увидела: сестра привязывает что-то вроде медицинской шины, чтобы мама не могла выдернуть трубку, которая соединяла ее руку с капельницей над кроватью.

Привязанная только за руку, мама металась в кровати, и из ее груди то и дело вырывались странные, глухие звуки, как будто кто-то растягивал и сжимал мехи аккордеона. Трубки во рту у мамы больше не было, но она по-прежнему изо всех сил сжимала веки. Казалось, ее мучает кошмарный сон, от которого она пытается освободиться.

– Мама, – позвала Анна и мягко коснулась маминого лица.

Мама внезапно метнулась прямо к ней – так, что ее голова чуть не задела подбородок Анны. Та испуганно отпрянула. Она взглянула на Конрада в поисках поддержки, но тот лишь стоял и смотрел на происходившее с отрешенным видом.

– Это из-за лекарств, – объяснила медсестра. – Ей дали барбитураты, чтобы стимулировать активность организма. Барбитураты вызывают сильное возбуждение.

Мама метнулась к другому краю кровати, стянув с себя покрывало: стала видна полоска розовой ночной рубашки. Анна накрыла маму.

– Вы не можете ей что-нибудь дать? – спросила Анна медсестру. – Судя по всему… Кажется, ей ужасно плохо.

– Вы имеете в виду седативные препараты, – уточнила медсестра. – Но она и так приняла их в избытке. Из-за этого она здесь.

Мама снова заметалась: теперь ее дыхание напоминало рычание. Медсестра закончила перевязку, закрепив трубку на руке.

– В любом случае ваша мать сейчас без сознания и не понимает, что с ней происходит, – сказала медсестра, кивнула Конраду и ушла.

Анна смотрела на маму, пытаясь убедить себя, что медсестра права. Но мама совсем не казалась отрешенной. Даже с закрытыми глазами она выглядела так, словно яростно негодовала – то ли против смерти, то ли против жизни. Трудно сказать, против чего именно.

Анна надеялась, что Конрад произнесет хоть слово, но он просто стоял с непроницаемым выражением лица, опираясь на палку.

Внезапно мама сильно рванулась, сбила ногой покрывало и со странными стоном снова рухнула на кровать. Ее розовая ночная рубашка, купленная, как помнила Анна, во время последнего маминого приезда в Лондон, задралась до пояса. И мама теперь лежала на мятых простынях, бесстыдно выставив себя напоказ.

Анна бросилась одной рукой поправлять маме рубашку, а другой пыталась вернуть на место одеяло. Появившаяся откуда-то медсестра пришла ей на помощь.

– Только взгляните на ее ногу, – заметила медсестра, дотронувшись до маминого бедра. – Какая прекрасная кожа для женщины ее возраста!

Анна лишилась дара речи.

Однажды в гостиничном доме в Патни мама в страшном расстройстве прибежала в их общую спальню. Оказалось, что она сидела в гостиной и, чтобы согреться, протянула ноги к слабому огню в камине. И тут отвратительный ворчливый старик, устроившийся напротив, вдруг показал куда-то в область своего пупа и заявил: «Мне видно все вот до сих пор!» Маму особенно расстроило, что старик был одним из редких в доме постояльцев-англичан. Сделай такое замечание кто-нибудь из беженцев, оно бы ее не так задело.

– Это ужасно! – воскликнула мама, упала на кровать и разрыдалась.

Анна разгневалась на старика и горячо утешала маму, но в то же время с отчаянием думала: сиди мама, сдвинув коленки, – такого бы не случилось!

И сейчас, когда мама металась на кровати, а они все стояли рядом, Анна чувствовала ту же смесь гнева и пронзительной жалости. Она пыталась поправить простыню, но та почти сразу снова сбивалась.

– Думаю, сейчас в вашем присутствии нет необходимости, – заметила медсестра. – Лучше прийти днем, когда больная немного успокоится.

Конрад потянул Анну прочь от маминой кровати. Она начала было сопротивляться, но вскоре поняла, что медсестра права, и пошла за Конрадом. Напоследок Анна обернулась. Между медицинскими приборами мелькнуло мамино лицо – закрытые глаза, искривленный в беззвучном крике рот, – но тут же исчезло из виду.

Приемный покой был полон людей в намокших пальто, и запах влажной одежды снова вызвал у Анны приступ тошноты. На улице все еще лило: по окнам бежали струи воды. Конрад остановился у двери. Рядом стояла маленькая полная женщина и выглядывала наружу, надеясь, что дождь хоть немного ослабнет.

– Мне очень жаль… но я должен ехать на работу, – хрипло сказал Конрад, как будто голос его не слушался.

Анна поймала себя на мысли, что Конрад едва произнес несколько слов с того момента, как они пришли в больницу.

– У нас сегодня совещание. Будет странно, если я не приду.

– Ничего страшного, – ответила Анна. – Я найду чем заняться.