Полностью разбитый он сел на ближайшую скамейку и стал караулить ее у входа. Утро сменилось днем, туман ушел, выглянуло солнце, которое ничуть не согревало, потом солнце закатилось за горизонт, а он все сидел. Взошла луна, сделала полукруг и зависла высоко в небе. Лилит так и не вышла. Видимо, прошмыгнула через другой вход, подумал он.
Хоть и просидел он там столько времени, в голове не появилось и мысли, что сказать ей и как себя вести. Он не представлял даже, чего он этим хотел добиться. Что он сделает, когда ее увидит? Ударит? Кинется в ноги и будет умолять о прощении? Страстно поцелует? Или придушит?
На место злости пришла пустота. И в душе и на уме. Пока сидел он ни о чем не думал. Находился словно в бреду, не чувствовал течение времени и холода. Реальность для него в тот момент была чем-то абстрактным, не существующим. Когда понял, что ее он сегодня больше не увидит, он встал со скамейки, и, не отдавая отчета своим действиям, пошел. Куда именно он не знал и сам, а ноги в результате сами привели его к дому Новака.
Жестокая апельсинка
Когда раздался дверной звонок, он чистил апельсин и параллельно переписывался в соцсети с Эндрю. За эти несколько дней они сильно сблизились. Сильнее чем он рассчитывал, но ему это только нравилось. Его бывший психотерапевт с ролью друга справлялся куда более успешно, чем с ролью врача. Они буквально каждую свободную минуту общались. Перекидывались смешными картинками, рассказывали, как проходит их день, просто болтали ни о чем. Новак уже успел забыть, какого это разговаривать с другом, не ожидая оскорбления в свой адрес. Он был нужен кому-то, этот кто-то понимает его, дорожит им. Бальзам на душу. Но, как бы ни было все у него прекрасно, размышления об их погибающей дружбе с Дэном (или уже погибшей, если верить словам Эндрю) его не оставляли. Добавляли, так сказать, ложку дегтя в бочку меда. Эндрю считает, что их с Дэном отношения давно изжили себя.
Как-то вечером они обсуждали это, и он написал: «Алекс, не пытайся реанимировать труп, который уже разложился. Все кончено. Ваша дружба
Что ж, это вполне здравое предположение. Но Новак был уверен, к ним оно не применимо. Он не смог бы внятно объяснить почему, если бы кто-то спросил его об этом в лоб. Но ему это казалось таким же простым, как два плюс два. У нормальных людей да, именно так и происходит: отношения завязываются, развиваются, потом портятся и заканчиваются. Но у них не так.
В детстве его часто спрашивали, что сподвигло такого доброго и милого мальчика связаться с этим исчадьем ада в лице Дэнниса? На это он всегда приводил сравнение Дэна с кокосом. Внешне он не очень, шершавый, твердый, не дружелюбный. Но внутри сладкий и мягкий. Надо просто найти силы его расколоть.
Тогда он гордился таким красивым сравнением, но спустя годы понял, что оно неверно. Дэн не был кокосом. Внутри никогда не было блаженной сладости, резко вступавшей в контраст с внешним видом. Он никогда не был добрячком, ни при каких обстоятельствах. Дэн всегда Дэн. Но с кем же его тогда сравнить, думал он, сидя перед компьютером? В руках он повертел только-только очищенный апельсин. Посмотрел на него таким взглядом, будто впервые апельсин в своей жизни встретил, и его сразу осенило. «Апельсин!». Такой же рыжий и странный. Сверху твердая и невыносимо горькая кожица, вокруг резко бьющий в нос аромат цитруса, который ни с чем не спутаешь, а внутри мякоть сладкая и все же кисловатая. Дэн всегда оставался самим собой. Но иногда раскрывался с другой, закрытой всем остальным, стороны. Когда они часами болтали ночами, когда обсуждали свои семейные проблемы, когда проводили вместе время, он не становился другим человеком. В его речи также улавливались грубые нотки и наплевательство на чужие чувства, но он был откровенен с ним. И именно за это он его и любил. Именно эта кисловатость ему была по вкусу.
Их отношения не такие как у всех остальных. Они не просто лучшие друзья, они нечто большее. Что-то такое, чему еще слово не придумали. Не будет как у всех. Слишком уж хорошо они друг друга знали, слишком нужны друг другу. Без этой кисловатости он больше жизни своей не представлял. И он точно знал, что и Дэн чувствует себя так же. С какой-то неведомой целью он загородился от него своей горькой коркой и не подпускает. Причину он обязательно выяснит. Когда-нибудь. А сейчас их отношения продолжаются, кто бы что ни говорил.
Звонок в дверь был долгий, натужный. Будто кнопку заклинило. Он открыл дверь. На пороге стоял Дэннис. Бледный, изможденный. Глаза впали глубоко в череп, под ними зияли мешки. Его чуть потряхивало, видимо, от холода. Но это все мелочи по сравнению с взглядом. Он был настолько пустой и отрешенный, что Дэн сам на себя похож не был. Множество раз Новак видел его в похожем состоянии. Когда его мать уходила в длительные периоды загула, он выглядел похожим образом. Но сейчас все явно было куда хуже обычного.