А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

А вдруг страх перед худшим уступит место стремлению к лучшему? В исторической перспективе неприятие риска далеко не всегда шло на благо развитию общества. Ни одной исторически значимой реформе оно не принесло пользы. В требованиях аболиционистов отмены рабства, в борьбе суфражисток за всеобщее избирательное право, в первом профсоюзном движении за страхование от болезней и безработицы логика была противоположной: идти на риск ради высшей цели.

Претензия на рациональный расчет только усугубляет иррациональность политики управления рисками. Риски, которые завоевывают голоса избирателей, редко бывают самыми вероятными или серьезными. На сегодняшний день никто еще не выиграл выборы, пообещав бороться с глобальным потеплением, хотя мы уже имеем дело с его катастрофическими последствиями: таянием ледников и самым быстрым массовым вымиранием видов за последние 65 миллионов лет. Зато некоторым политикам принесли победу на выборах обещания принять жесткие меры против групп иммигрантов, предположительно склонных к насилию и сексуальным отклонениям[470].

Образы и нарративы, а не реальность и степень серьезности риска – вот твердая валюта политики управления рисками, она всегда предлагает нейтрализацию: мы должны свести на нет то, что нас пугает. Управление рисками заложено в современные технологии изначально, и потому является обязательным условием. Обслуживать мосты, электростанции и плотины, управлять ими в будущем – это разумно. Но когда та же логика применяется к обществу, побеждает консерватизм, исходящий из предположения, что нынешнее устройство общества хорошо по умолчанию.

Чтобы порвать с политикой управления рисками, надо заменить нисходящие контрафакты восходящими, и пусть стремление к лучшему бросит вызов тревоге. В таком случае придется воздержаться от ссылок на внешнюю необходимость как на политический аргумент, то есть прекратить лгать. Ни гонка вооружений, ни международный терроризм, ни глобальное потепление не являются инструментом общественного принуждения. Всегда можно выбрать не управление рисками, а уязвимость, и часто это оказывается более этичным. В соответствии с какими взглядами мы будем выстраивать политику – зависит, конечно, от рисков, с которыми мы сталкиваемся. Но можно перед лицом глобального потепления заложить основы экономики, не ориентированной на бесконечный рост, а можно прийти к геоинженерным решениям, персональным электромобилям и строительству новых атомных электростанций. Можно, столкнувшись с опасностью бандитизма на городских окраинах, заняться ликвидацией неравенства, а можно ввести более строгий контроль и нанять побольше полицейских. Работа с рисками не строится по принципу «или-или». Есть вероятность, что что бы мы ни делали, тревога, в той или иной степени, останется. Это не выбор между тревогой и душевным спокойствием, а принципы, на которых должна строиться наша политика.

А вдруг наши представления о времени изменятся?

Мысленно путешествовать во времени, отправляться в будущее, которого мы никогда не видели, и во времена, которые прошли и не вернутся, – естественная способность человека. Но слишком частые путешествия во времени, когда человек чувствует себя оторванным от мира, который у него перед глазами, уже неестественны.

Мы как личности действительно можем по-разному учиться концентрации, но было время, когда внимание не требовалось концентрировать специальным образом, оно просто оставалось таким же естественным нашим свойством, как слух и зрение. Предпосылкой для существования такой естественной внимательности было природное изобилие: земля давала достаточно, чтобы нам не приходилось тратить уйму времени, чтобы прикинуть вероятность грядущих бедствий.

Естественное изобилие не вернется. Мы не сможем покинуть города, чтобы до бесконечности бродить в поисках свободно висящих фруктов. Это не значит, что нам чего-то не хватает. Только за XX век промышленно развитые страны увеличили свою производительность в среднем в десять раз. Сегодня мы производим все больше, трудясь при этом все меньше, и с тех пор, как «общество изобилия» в 1970-х годах раскритиковали за отсутствие устойчивости, производительность в странах Организации экономического сотрудничества и развития удвоилась. По данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН, сегодня мы производим достаточно продовольствия, чтобы накормить население земного шара плюс еще половину человечества. Но изобилие распределено неравномерно. Это касается не только пищи, но и остальной продукции[471].

Мы можем в обозримом будущем наращивать объемы производства хоть до бесконечности. Можем позволить уровню моря подняться, можем продолжить опустынивание и, возможно, начать добывать руду на других планетах. Природа не заставит нас остановиться.