Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

Отец мой любил царя, но не льстил ему и не боялся говорить правду. Много раз я слышала, что он говорил моей матушке: «Любовь моя к царю и отечеству слиты в одно чувство в моем сердце!» Иногда печалило его, что, при удалении от царя, он не может быть столько ему полезен, сколько бы желал. Многие называли моего отца русским Аристидом^{110}

. Он защищал одинаково права людей, как сильных и богатых, так и слабых и бедных, и, невзирая на личность, судил по справедливости: всегда свято чтил верховную власть и говаривал: «Беда была бы России, если бы власть находилась во многих руках». Будучи в Государственном совете председателем гражданских и духовных дел, он продолжал отличаться своими мнениями, которыми еще более сделался известен всей России. Занимаясь государственными и частными делами, он, между прочим, восставал на винные откупа. Противен был его чувству этот источник дохода с вина. На возражение, что с уменьшением пьянства уменьшится и доход государственный, отец мой говорил, что нужно бы стараться извлекать из других источников государственный доход, а не действовать во вред нравственным принципам и не пользоваться способом, столь пагубным для здоровья русского народа. Плоды пьянства — нищета, болезни, смертность; все способности человека гибнут; трезвый же народ трудолюбив, благоденствует, умножается. Отец мой часто говорил, что он желал бы, чтоб в Петербурге не было более семи кабаков, и еще прибавлял шутя: «И семь модных магазинов— как семь смертных грехов!» Однажды, беседуя с государем Александром Павловичем, он заметил, что неприлично прибивать царский герб над дверьми кабаков. Вероятно, прежде не обращалось на это внимания, но после гербы с питейных домов исчезли. В 1824 году, во время наводнения, — мы были в Петербурге, и отец мой в этот день собирался ехать во дворец, а брат, по службе, в департамент, но матушка уговорила их остаться; — такой был сильный ветер, что с крыш срывало листы железа и кружило по площади. В 9 часов утра вода начала уже выходить из труб и канав. На нижней площадке нашей лестницы показалась сырость, а когда площадь стала покрываться водою, то на нее нагнало дров, которые, приплыв к нашему дому, ударялись в окна и разбили стекла; тогда вода хлынула, и все комнаты нижнего этажа наполнились водою, поднявшеюся до двух аршин высоты. В это время гостил у нас дядюшка Коблей и находился в нижнем этаже; только что он успел перебраться наверх, как вода наполнила его комнаты. Один флигель-адъютант проехал на лодке по площади. В два часа вода постепенно стала сбывать, и с какой радостию мы услышали в 8 часов вечера стук экипажей и топот лошадей! В 1825 году 29 апреля сестра Наталья Николаевна вышла замуж за камергера Александра Николаевича Львова

^{111}

. Несколько дней спустя после свадьбы сестры, 7 мая, скончался муж сестры Веры Николаевны, сенатор Аркадий Алексеевич Столыпин. Она осталась с семерыми детьми; меньшой дочери ее было восемь месяцев. После кончины мужа сестра моя всегда проводила лето с нами на даче.

Отец мой любил детей и был ласков с ними, особенно был нежен с девочками: мальчиков, он говорил, не надо баловать. Он не вмешивался в воспитание, которое другие родители давали своим детям, но не был равнодушен к тому, что касалось до его семейства. Когда Аркадий Алексеевич взял первого гувернера к своим сыновьям, старшему было тогда около восьми лет. Гувернер этот был швейцарец Шербулье^{112}, родственник литератору Шербулье, человек очень ученый, отлично знал греческий и латинский языки, но отец мой не одобрял этого выбора и находил, что он имел слишком либеральные принципы, чтобы доверять ему воспитание детей. Когда, после двух лет, Аркадий Алексеевич удалил его, то отец мой был очень доволен, что такой наставник не находился более при его внуках. Он любил, чтобы дети свободно играли и веселились, но остерегал, когда они слишком резвились и шумели, говоря с улыбкою: «Советовал бы я вам попросить вашу маменьку дать вам иногда розочек, тогда вы, как вырастете, будете умными и дельными людьми; моя матушка тоже меня секла, зато я вышел порядочным человеком». Это было говорено шуткою, но ему неприятно было, когда детей наказывали и строго с ними обращались.