Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

Он находил только, что не надобно позволять детям резвиться до забывчивости, чтобы их рассудок не затмевался излишнею резвостью, иначе дети привыкнут с малых лет действовать без размышления, а от этого в жизни бывают дурные последствия. Он считал, что необходимо приучать детей к чистописанию, особенно на русском языке не позволять писать связным иностранным почерком; чтоб каждое слово было написано ясно и буквы были без крючков и украшений. Он находил, что это очень важно и от этого бывают часто недоразумения и споры в важных делах. Все свои познания он приобрел сам, без помощи учителей. Все, что он читал, оставалось у него в памяти, потому что он делал свои замечания и выписки о всех полезных предметах и продолжал это во всю свою жизнь. По замечанию его то, что мы изучаем сами без помощи других, остается тверже в памяти.

Он не любил роскоши и лишних, ненужных расходов, но требовал приличия и щедро давал на все, что необходимо. Дом его всегда был убран хорошо, мебель куплена в лучших магазинах, покрыта штофом и бархатом, но лишних украшений по столам и стенам— ваз, канделябров и разных бронзовых вещей — он никогда не любил, особенно не терпел занавесей у дверей и окон, называя их тряпками, повторяя слова Говарда: «It is a harbour of dust» (вместилище пыли), и говорил, что чистота и свет нужны для здоровья. Когда он был молод и не имел еще больших доходов, то считал необходимостью всегда отделять хотя малую часть от своих доходов— на черный день, и для этого назначил особенный портфель, в котором сберегал откладываемые деньги; кроме того, он прилагал туда же деньги, которые сберегались от определенных расходов. Вообще он разделял статьи расходов на необходимые и ненужные; в необходимых никогда не отказывал, а от ненужных старался удерживаться, и когда успевал в этом, то деньги эти откладывал тоже в копилку. Таким способом он всегда имел особенный маленький капитал на черный день, как он называл.

Он считал нечестным жить сверх своего состояния и входить в долги, и говорил, что хороший хозяин должен вести дела свои так, чтобы доход превышал всегда его расходы. Отец мой сам вел счеты свои до малейших подробностей; в конце месяца весь доход и расход разделял по статьям, а в конце года соединял все предметы также по статьям, и оттого всегда мог легко проверять доходы и расходы каждого года. Он продолжал вписывать в книгу сам до последних лет своей жизни, но сводить счеты в последние двадцать лет поручал мне. Отец мой был большой знаток в живописи и когда, еще в 1784 году, был в Ливорно, в то время продавалось много галерей разоренных знатных фамилий. Он воспользовался сим случаем и составил себе собрание картин знаменитых живописцев, которые ему удобно было увезти на корабле. В Николаеве они украшали отдельную большую залу в нашем доме. В 1805 году отец мой продал главную часть из них; иные сгорели в 1812 году в Москве. Когда же он поселился в Петербурге, то снова начал покупать, и ему удалось приобрести несколько из прежних проданных им картин знаменитых живописцев*.* А именно приобретены: 1. Рафаэля — Иоанн Креститель^{113}

. 2. Леонарда да Винчи — Иродиада^{114}. 3. Джулио-Романо

^{115} — Адам и Ева. 4. Мнкеланджело^{116}

— Св. семейство со спящим младенцем. 5. Сассо-Ферато — Пресвятая дева. 6. Шедони^{117} (Schedoni) — Эрот и еще несколько других.

Дядя мой, Александр Семенович, также умел ценить живопись, но ни он, ни отец мой не были живописцами. В то время предпочитали более гражданскую службу, нежели художественные занятия, но оба они, пользуясь случаем, приобрели себе большие коллекции картин. Брат мой, Александр Николаевич, с малых лет выказывал свой талант к живописи. Сколько картиночек я сберегала с пятилетнего его возраста, на которых так мило и ясно выражалось его пылкое живописное воображение! Однажды, когда ему было восемь лет, он скульптировал ножичком на кусочке разбитой алебастровой вазы лошадь и воина, который держал ее за узду; фигура их была так прекрасна и поза так натуральна, что отец мой был удивлен талантом ребенка и сохранил этот кусочек между своими редкостями, говоря: «Как жаль, что этот талант не дан бедному мальчику, он был бы русским Рафаэлем». Отец мой готовил его быть государственным человеком, и брат мой никогда не имел хорошего учителя живописи, но всегда любил рисовать. После кончины первой своей жены он начал пользоваться своим врожденным талантом. Пробыв несколько месяцев в Италии, он брал этюды с натуры в Венеции, Риме и Неаполе, по которым написал несколько картин, возвратясь в Россию. После того он постоянно занимался этим искусством и оставил много отличных картин, которые известны и оценены знатоками. По кончине отца он ездил несколько раз с семейством в Италию и продолжал заниматься живописью.

XV