Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

В 1831 году, февраля 3-го, матушка захворала горячкою. Мы тогда уже пользовались гомеопатиею^{136}

, и удачное лечение ее опасной болезни сделало нас совершенно гомеопатами. Тогда отец мой написал маленькое свое сочинение «О гомеопатии». Еще в печати известны три его сочинения: «О пользах, могущих последовать от учреждения частных по губерниям банков», «О мануфактурах в России и тарифе» и «О способах к получению выгодных урожаев». Когда в 1830 году в Москве появилась холера, то по письмам наших Львовых и Корсаковых из Московской и Саратовской губерний видно было, как удовлетворительно было там гомеопатическое лечение от этой эпидемии. Они сами лечили своих крестьян и многих других в их окрестностях; иные соседи последовали также их примеру.

Удачное лечение внушило крестьянам доверие; они беспрестанно обращались к ним за помощью. Помещики сами ездили по больным, а жены их приготовляли порошки по гомеопатической системе. Письма сестры моей, Львовой, особенно интересовали нас, и, когда холера появилась в Петербурге, отец потребовал от них все сведения, которые нужно быть иметь: описание периодов болезни, лечение ее, отчет в успехах, — и, присоединив к этому некоторые извлечения из писем, послал все к русскому консулу в Америку; писал к нему, что так как холера прошла всю Россию и обходит Европу, то он полагает, что эта болезнь неминуемо посетит и Америку; а как Америка, подобно России, еще новый край, без всех тех удобств, которыми пользуется Европа, то, видя, сколько гомеопатия была полезна в России, он считает долгом по человечеству сообщить в Америку все, что он собрал в доказательство превосходства сего лечения. Консул представил все сии бумаги медицинскому факультету, и американские доктора приняли это во внимание. В Америке гомеопатия получила большой успех; в то время там было не более четырех докторов-гомеопатов, а теперь в Соединенных Штатах около четырех тысяч гомеопатических врачей!

По прошествии десяти лет после того, как отец мой послал свои замечания о гомеопатии, он получил диплом от Северо-американского гомеопатического факультета. Ему сделали честь, избрав его почетным членом их общества, признав его одним из первых, содействовавших введению гомеопатии в Америке. Следя за случайными открытиями, он тоже обратил внимание на г-жу Турчанинову^{137}

, известную многим докторам. Она почувствовала в себе магнетическую силу лечить горбатых и коротконогих и приехала в Петербург заняться этим. Сила ее магнетизма, которую она сообщала больным, не прикосновением своих рук, а одним зорким взглядом, давала им способность ясновидения, понимать и чувствовать, что полезно было для их недуга. Раз, по просьбе знакомой дамы, Турчанинова лечила у нас в доме одного бедного мальчика, и как больные обыкновенно делали удивительные движения, мальчик вертелся на палке, которую держали два человека; один из них со страха выронил палку из рук, мальчик упал и вывихнул себе руку.

Г-жа Турчанинова в испуге упала в обморок, а покровительница его убежала. Родители мои бросились помогать бедному мальчику, снесли его в кабинет, послали за костоправом и вместе с ним сами помогали в этой операции. Мальчик этот остался впоследствии на попечении моих родителей.

В 1832 году сестрица, супруга брата моего, Анастасия Алексеевна сделалась очень больна, и брат мой решился ехать с нею за границу, а также и брат ее, Иван Алексеевич, поехал с ними. В Венеции она скончалась 9-го января 1833 года, и ее привезли в Петербург. Отец мой в этом же году упал, ложась спать, и с неделю был болен; он был подвержен головокружению. Сестра Вера Николаевна занемогла нервической горячкою, и после двухнедельной болезни мы ее лишились 4-го января 1834 года. Смерть сестры поразила матушку. Горестна была эта потеря и для всех нас; единственным утешением матушки было воспитание сирот сестры моей при себе. Они и переехали все к нам. Брат мой никогда не расставался со своими родителями и всегда жил с своим семейством в одном доме с нами. Матушка моя нежно любила всех своих детей и внучат, но, кажется, еще горячее единственного своего сына и его Колю. Этот мальчик с самого детства был одарен всеми лучшими качествами душевными, сердечными и умственными, нрава кроткого и веселого, притом красив и грациозен; он был общий любимец в нашем семействе. Этого ангела, к величайшему отчаянию отца его и горести всего семейства, лишились в самых цветущих летах его юности, — на семнадцатом году от рождения, 24-го сентября 1846 года.

XVII