Мы всегда замечали, когда отец мой находился на службе, то, казалось, был веселее и спокойнее, а вне службы хотя и всегда был занят, но иногда был более раздражителен и более обращал внимание на мелочную домашнюю неисправность. Вспомнила я, что тетушка Екатерина Семеновна, которая, по словам ее, в молодости была большая трусиха, рассказывала, что отец мой всегда ее за это бранил. Однажды родители мои должны были ехать по мосту через реку, и с ними в карете сидели тетушки. Екатерина Семеновна, подъезжая к мосту, по обыкновению просила выйти, чтобы пройти пешком, но отец рассердился и не позволил никому выходить. Едва успели они съехать на другой берег — мост обрушился. Этот случай так поразил моего отца, что он никогда не мог равнодушно вспомнить о том и сознавался, что он упрямством своим мог лишиться жены и сестер. После того он всегда заставлял выходить из экипажа, когда встречался на пути мост, и сделался так осторожен, что не позволял нам сидеть в карете, когда приходилось подниматься на гору или спускаться, и шутя говорил, что надо лошадям дать отдохнуть, а нам полезно пройтись; тех же, которые не выходили, называл куколками. Когда из Крыма первый раз мы приехали в Петербург, матушка выезжала на все придворные и частные балы, но впоследствии предпочитала дружеский круг знакомства, и семейная жизнь была более ей по сердцу. Нрав матушки был удивительный: она была довольно живого характера, все видела и замечала, но никогда не сердилась. Она была очень проницательна: по физиономии угадывала людей безошибочно и часто предостерегала отца против тех, которые казались ей не истинно преданными. Замечания ее всегда были совершенно справедливы и предсказания сбывались. Родители мои жили так, что у них не было тайны друг от друга. Отец имел такое высокое мнение о здравом рассудке матушки и верном ее суждении, что часто читал ей свои сочинения, прося ее высказывать свои замечания. Она много читала нравственных, поучительных и религиозных книг, любила стихотворения, читала хорошие английские романы; французских не терпела и не одобряла их, так же как и сочинений французских философов.
Однажды отец мой привез из книжной лавки одно из сочинений Вольтера. Матушка не одобрила эту покупку. «Я стар, — сказал он, — и мне Вольтер вреда не сделает». Несколько дней спустя мы сидели у стола и завтракали; в это время топилась печка. Отец вошел и что-то принес, завернув в полу своей шелковой шинельки, которую обыкновенно носил сверх фрака, стал на одно колено к печке и начал класть в огонь книги одну за другою, с улыбкою посматривая на нас, а мы на него с любопытством и удивлением. Потом он сказал: «Детушки! Правду маменька говорила: не стоит читать Вольтера и нам, старичкам!» В молодости отец мой читал всех французских философов, увлекаясь их красноречием; но когда он женился, матушка убедила его, что не нравственных и не религиозных книг читать не следует. Убеждения ее были так искренни, так сильны, что он, чувствуя справедливость ее замечаний, перестал их читать. Метафизику и мистические сочинения никогда не любил, а Канта{141}
запрещал даже читать нам. Отец мой много занимался историею и твердо знал всех знаменитых древних историков и красноречивых ораторов, греческих, латинских и славянских. Новейшие историки были тоже ему известны, но впоследствии он более следил за прогрессом усовершенствования всех наук и за современными событиями. Читал путешествия, газеты и разные новые сочинения; особенно политическая экономия и наука земледелия всегда интересовали его. Удивительно, как отцу моему была известна вся Россия, народонаселение ее во всех частях, климаты, богатства, скрытые в недрах земли и на земле русской, все лесные и степные места, почвы и качества земли и все преимущества, коими одарил бог Россию для ее блага и богатства! Он говорил, что Россия не нуждается в помощи никаких других стран: она богата сама собою. Занимаясь историческими сочинениями, он замечал, что в них прославляют храбрых завоевателей как великих людей, но отец мой называл их — разбойниками. Защищать свое отечество— война законная, но идти в даль с корыстолюбивыми замыслами, проходить пространства земель и морей, разорять жилища мирных людей, проливать кровь невинную, чтобы завладеть их богатством, — такими завоеваниями никакая просвещенная нация не должна гордиться. Он так твердо знал географию и помнил до преклонных лет, что хотя в последние годы его жизни ослабело зрение, но когда читали ему какие-нибудь путешествия, то он мог указать пальцем на карте, где находится какой городок или речка, если чтец затруднялся отыскать.Отец мой обыкновенно вставал в 8 часов, завтракал в 9-ть с матушкой и вместе с нами, когда был здоров, выезжал каждый день, но не для прогулки, а в Государственный совет, в комитеты или куда нужно по делам; заезжал иногда в книжные лавки. Выходя из дома, не садился прямо в экипаж, а проходил несколько пешком, и карета за ним следовала.