Адвокат амазонки

На лице Непомнящего мелькнуло что-то похожее на снисхождение.

– Мне хотелось, чтобы рядом с Вероникой был человек, с которым она хотя бы могла общаться. Все эти тетушки с суднами под мышкой раздражали ее. На тот момент доктор показался мне подходящей кандидатурой. Того, что он начнет ухлестывать за моей невестой, у меня и в мыслях не было.

– Было ли такое общение полезно Песецкой?

– К сожалению, нет. Вероника под влиянием бесед с врачом Бойко стала нервной, раздражительной. У нее появилось какое-то совершенно мрачное ощущение мира. Если в больницу она пришла встревоженной, но все-таки полной надежд на выздоровление, то после операции она замкнулась в себе, стала недоверчивой, мнительной. Если она и говорила со мной, то только на повышенных тонах, с неизменными слезами и жалобами. Она твердила, что скоро умрет, и если даже это не случится, то нет никакой надежды на то, что она когда-нибудь вернется к активной жизни. Между тем ее лечащий врач, доктор Стрельман, не был столь пессимистичен. Похоронное настроение, как я понимаю, культивировал в ней Виталий Бойко. Одновременно он делал все, чтобы привязать к себе Веронику, сделать ее зависимой от него.

– Кто из вас решился на разрыв отношений?

– Конечно, Вероника. Она заявила мне совершенно твердо, что не хочет общаться со мной. Она обвинила меня в черствости и непонимании и сказала, что единственный человек, которого она хочет видеть рядом, – доктор Бойко.

– Она говорила о заключении с ним брака?

– Нет. Об этом я узнал от общих знакомых. Я решился на еще один разговор с Вероникой. Я взывал к ее благоразумию, но все было тщетно. У меня сложилось впечатление, что действует она машинально, как робот, которому задали определенную программу. Она говорила, что Виталий – это единственный человек, который ее понимает. Это мужчина, который будет с ней до конца. Она постоянно подчеркивала близость своей кончины.

– При вас Вероника предпринимала когда-нибудь попытки свести счеты с жизнью?

Непомнящий казался ошеломленным.

– Никогда. Слышите? Вероника была сильной женщиной. Она никогда не решилась бы на самоубийство.

– Тем не менее смертельная болезнь – это весомый повод, не так ли?

– Только не для Вероники! Она всегда презирала чужую слабость и была очень требовательна к себе. Когда ее подкосила болезнь, она, конечно, сильно сдала, была иногда раздражительной, порой агрессивной, но никогда

, говорю вам, никогда она не говорила о том, что имеет намерение что-то сделать с собой. «Не дождетесь!» – было ее любимое выражение.

– Вы навещали ее, когда она стала женой Бойко?

– Вероника избегала встреч, а в ее доме вовсю заправлял молодой муж. Он отвечал на телефонные звонки, а когда я однажды пришел в гости, чтобы повидать Веронику, этот тип не пустил меня внутрь. Подозреваю, что он даже не сказал ей о моем визите. Он стоял и смотрел на меня с насмешкой. «Я всегда побеждаю. Так или иначе», – сказал он и велел забрать с собой мои цветы и конфеты. Я еще вспомню его последнюю фразу, когда получу известие о смерти Вероники. Это он расправился с ней. Я знаю.

– Протест, ваша честь! Свидетель опять опирается на свои догадки.

– Свидетель, предупреждаю вас еще раз. Суд интересуют только факты.

Непомнящий дерзко взглянул на Дубровскую.

– Я близко знал Веронику. Она была сильной личностью и презирала болезни и врачей. Она никогда не делала себе уколы и избегала сдавать анализы. Вколоть себе смертельную дозу лекарства она не могла. Для нее было проблемой взять кровь из пальца. Колоть себя самостоятельно она бы не стала. Вот если бы ей помогли...

Он выразительно взглянул на скамью подсудимых. Судья схватился за молоток.

– Присяжные, прошу не принимать к сведению последнее высказывание свидетеля, – сообщил Глинин. – Защита, у вас есть вопросы?

Дубровская кивнула.

– Свидетель, вы сказали, что никак не могли предположить, что доктор начнет ухаживать за вашей невестой. Почему?

– Как почему? – Непомнящий дернул плечами и взглянул на присяжных, не смеется ли кто нелепости вопроса, заданного защитой. – Это же очевидно, черт побери! Вероника была значительно старше годами. Кроме того, у нее была такая болезнь... я сказал бы, деликатного свойства.

– А как вы относились к ее болезни деликатного свойства

?

– Я сочувствовал Веронике.

– Вас смущало то, что ей удалили грудь?

– Конечно, мне было не по себе. А кто бы безразлично отнесся к тому, что его женщина в один не самый прекрасный день осталась без груди?

– Другими словами, вам казалось, что после такой операции женщина не представляет интерес для мужского пола?

– Я не то имел в виду, – запротестовал Ярослав.

– Вы сами интересовались тем, как выглядит тело любимой женщины после операции? Вы хоть раз взглянули на ее шрам?

– Зачем мне это было нужно? Я что, похож на мазохиста?

Непомнящий опять искал глазами единомышленников. Присяжные мужчины определенно должны были его понять!