Адвокат амазонки

– Я знаю только, что не ошибся в выборе адвоката. Мне пришлось бы туго, если бы не ваша помощь.

Эта похвала пришлась Елизавете по душе даже больше, чем комплимент ее внешнему виду. Все-таки Дубровской хотелось, чтобы ее клиенты ценили в ней прежде всего ее профессиональные качества.

– Не знаю, как вас, но меня смутили некоторые моменты из показаний Непомнящего, – сказала она, расправляя складки платья на коленях.

– Например?

– Например, то, что вы не пустили его на порог дома, когда он пришел в гости к Веронике, и даже сказали что-то про то, что вы его обыграли.

– А, да... – поморщился он. – Что-то вроде «Я всегда выигрываю, не так, так эдак». Конечно, это не мои слова.

– Но Непомнящий находился под присягой. Неужели он соврал?

– Он просто воспользовался тем, что эти слова невозможно проверить. Но к Веронике я его действительно не пустил.

– Почему?

– По ее просьбе, конечно. Вероника поставила на этих отношениях крест и сказала, что ей нужны больше визиты вежливости. Она всегда выражалась предельно ясно.

Он не сказал, переживала ли Песецкая свой разрыв с Ярославом или же новая любовь, возникшая на пепелище старой, полностью залечила раны. В любом случае Дубровская могла понять нежелание женщины принимать в своем доме прежнего любовника, даже с его цветами и конфетами.

– А-а... Как насчет ее отношений с дочерью? Признаться, я была немало удивлена, когда Ярослав рассказал про нелюбовь Вероники к детям.

Это был второй момент, в который Елизавета хотела внести ясность.

– Вероника на самом деле не хотела больше иметь детей: ни мальчиков, ни девочек. Впрочем, в ее положении это было практически невозможно, – он развел руками. – Не знаю, на что рассчитывал этот господин. Кроме того, слишком увлеченный собственной персоной, он не слишком стремился знать, что творится в душе его женщины. Проблемы брошенной дочери его интересовали меньше всего.

– Ярослав вообще не производит впечатления человека, на которого можно положиться в трудные моменты жизни, – призналась Лиза. – Я как-то слабо его представляю в роли папочки, опекающего взрослую дочь его жены.

– В роли утешителя слабых и немощных он смотрится неубедительно! – усмехнулся Виталий. – Непомнящий – бизнесмен до мозга костей. Он делает лишь то, что может принести реальную выгоду. Стал бы он возиться, высылая денежные переводы незнакомой девушке.

– Это была ваша идея? Высылать деньги дочери?

– Да. А что? Деньги – это старый и проверенный способ рассчитаться за свои долги. Вероника знала толк в товарно-денежных отношениях. После того как мы стали жить вместе, ее материальная помощь дочери стала почти регулярной. За две недели до смерти она послала девушке свое фамильное кольцо с изумрудом. Я тогда не предполагал, что это был ее прощальный подарок.

– А вы видели ее дочь?

– Да, только раз. Тогда, когда передавал ей кольцо. Позже я не искал встреч. Да и что бы я мог ей сказать?

Виталий на несколько мгновений задумался. На его лице появилось отсутствующее выражение. Он сидел здесь же, на привинченном к полу деревянном табурете, но его душа покинула пределы холодных казенных стен. Он был где-то в своих воспоминаниях.

Черты лица его смягчились, а взгляд заволокло туманом. Казалось, он не только видит картины своего прошлого, но и переживает их наяву. Уголки его рта подрагивали, и со стороны могло показаться, что он даже улыбается кому-то. Беспокойные пальцы на столе то сжимались в кулаки, то замирали, как бывает обычно во время разговора, когда человек оживляет свою речь жестами. Он настолько ушел в свое прошлое, что даже Елизавете стало неловко, словно она без спроса влезла в чужую жизнь. Тактично отведя взгляд в сторону, она тоже молчала.

Внезапно Бойко пришел в себя, и это возвращение из грез в реальность далось ему нелегко.

– О, простите! – опомнился он. – Я просто задумался... Я не должен так бездумно транжирить ваше время.

– Не беспокойтесь. Все нормально, – заверила его Елизавета. – Должно быть, вы сильно были привязаны к Веронике?

Он кивнул.

– Это была необыкновенная женщина, – только и ответил он, но тон, каким это было сказано, свидетельствовал о многом. В нем было все: любовь и горечь, восхищение и боль утраты. – Я помню ее, словно мы расстались вчера. В моих ушах еще звучит ее голос. Я знаю все его интонации. Стоит мне прикрыть глаза, и она является передо мной живой, осязаемой. Я вижу, как она склоняет голову набок, когда слушает. И этот ее жест... – Он сделал пальцем легкое закручивающее движение. – Это ее привычка наматывать на палец локон. В последние годы у нее была короткая стрижка. Я ее и не видел с длинными волосами. Но характерный жест остался. Она смеялась всякий раз, когда я ловил ее на этом.

Он тихонько улыбнулся, опять погружаясь в пучину воспоминаний.