Афанасий Фет

Семейное счастье дополнялось радостью от успешного лечения сестры. Ещё в Любеке Фет получил известие, что Надежда чувствует себя так хорошо и ведёт себя настолько благоразумно, что доктор несколько раз позволял ей выезжать в город и в одну из таких поездок она посетила его квартиру. Вернувшись в Москву, Фет смог забрать её из лечебницы. Как вспоминал поэт, Надежда с восторгом приняла «предложение поселиться у нас, вместе с женщиной, ходившей за ней во время её болезни. Таким образом сестра Надя, в самом скором времени дружески сблизившись с моею женой, заняла угольную комнату между большею чайной и девичьей, из которой каждую минуту могла позвать свою услужливую няньку»^{351}. Узнав о выздоровлении предмета своей давней страсти, в Москву из Фатьянова примчался Борисов и опять принялся за своё. Он несколько раз делал предложение Наде, а получив отказ, уезжал в Фатьяново, возвращался, снова делал предложение — с тем же результатом. Но в конце концов его упорство было вознаграждено.

Под давлением доктора Саблера, утверждавшего, что полное выздоровление Надежды невозможно без замужества, то есть без половой жизни, и самого Фета, напиравшего на то, что в таком случае лучше выйти за заведомо хорошего, доброго и любящего человека, чем за какого-нибудь очередного негодяя, девушка ответила согласием.

«Торжество счастья так и сияло из глаз Борисова. Надя была сдержанна»^{352}

. Свадьбу сыграли в Москве, в квартире Фетов. Многие новые друзья — среди них Лев Толстой, Тургенев, Аполлон Григорьев, который, впрочем, сожалел, что теперь молодожён перестанет понимать «Цыганскую венгерку», — поспешили поздравить доброго, чистосердечного Ивана Петровича, искренне считавшего всех славными людьми. Несмотря на некоторое сопротивление молодой жены, не желавшей расставаться с братом и невесткой, в начале 1858 года Борисов увёз её в Фатьяново (Саблер не рекомендовал ехать в Новосёлки, где слишком многое, по его мнению, могло потревожить ещё не совсем окрепший рассудок молодой женщины). Таким образом, и эта печально начинавшаяся история, казалось, увенчалась если не счастливым, то хотя бы благополучным концом. Тогда же завершилась и военная карьера Фета — в январе 1858 года он получил отставку.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ РАБОТНИК

Между тем в общественной жизни России царило большое оживление. Молодой царь, завершив, наконец, кровопролитную и бессмысленную бойню, в которую превратилась Крымская война, недвусмысленно дал понять обществу, что имеет непреклонное намерение изменить «быт крестьян», и поощрил дворянство делать предложения о способах осуществления этой задачи. Была ослаблена цензура, дано позволение писать в журналах о внутренней политике, и литераторы, критики, публицисты принялись горячо обсуждать приближающиеся реформы и спорить о методах их проведения не только в своих квартирах, но и на страницах печатных изданий. Борьба между «гоголевским» и «пушкинским» направлениями в литературе достигла апогея и уже приближалась к завершению — в «Современнике» воцарился Чернышевский, его противники — подавляющее большинство членов прежнего «весёлого общества», за исключением дольше всех упорствовавшего Тургенева — один за другим покидали журнал, печатаясь теперь либо в «Библиотеке для чтения», перешедшей под редакцию Дружинина, либо в «Русском вестнике», либо в «Отечественных записках», ведя с новым вождём молодого поколения и его многочисленными сторонниками всё более ожесточённую общественно-литературную полемику.

Фета, однако, в это время сильнее волновали проблемы частного характера.

«Однажды, когда ещё холостой Борисов стоял вместе со мною у окна залы, провожая глазами съехавшую со двора жену мою в новой карете с лакеем в гвардейской ливрее на козлах, Иван Петрович, обращаясь ко мне, сказал: „Уж и не придумаю, как ты будешь поддерживать такую жизнь“. Помню, как эти слова укусили меня за сердце…»^{353} — вспоминал поэт на старости лет. Простодушный Борисов неделикатно озвучил то, что Фет отчасти скрывал от самого себя, пытаясь всеми силами поддерживать иллюзию прочности и благополучия «семейного гнезда». Несмотря на то, что Мария Петровна разделяла идею разумного отношения к деньгам, на содержание такого дома, который бы удовлетворял её, требовались большие средства; процентов с имеющегося капитала на жизнь если и хватало, то с трудом. Деньги требовались не только на содержание лошадей и хорошего экипажа. Мария Петровна желала иметь «вечера», и с середины ноября 1857 года Феты стали устраивать музыкальные «четверги», на которых на рояле играла, в частности, известная тогда пианистка Екатерина Сергеевна Протопопова (впоследствии жена композитора А. П. Бородина). По средам чета давала небольшие обеды на 10–15 человек.