Афанасий Фет

Мы одни; из сада в стёкла оконСветит месяц… тусклы наши Свечи;Твой душистый, твой послушный локон,Развиваясь, падает на плечи.Что ж молчим мы? или самовластноЦарство тихой, светлой ночи майской?Иль поёт и ярко так и страстноСоловей над розою китайской?

Знать, цветы, которых нет заветней,Распустились в неге своевольной?Знать, и кактус побелел столетний,И банан, и лотос богомольной?Иль проснулись птички за кустами,Там, где ветер колыхал их гнезды?И дрожа ревнивыми лучами,Ближе, ближе к нам нисходят звёзды?На суку извилистом и чудном,

Пёстрых сказок пышная жилица,Вся в огне, в сияньи изумрудном,Над водой качается жар-птица;Расписные раковины блещутВ переливах чудной позолоты,До луны жемчужной пеной мещутИ алмазной пылью водометы.Листья полны светлых насекомых,

Всё растёт и рвётся вон из меры;Много снов проносится знакомыхИ на сердце много сладкой веры.Переходят радужные краски,Раздражая око светом ложным;Миг ещё… и нет волшебной сказки,И душа опять полна возможным.Мы одни; из сада в стёкла оконСветит месяц… тусклы наши свечи;

Твой душистый, твой послушный локон,Развиваясь, падает на плечи.

Из стихотворения убрали третье четверостишие и поменяли второе — теперь оно стало выглядеть так:

Что ж молчим мы? или самовластнЦарство тихой, светлой ночи мая?Иль поёт и ярко так, и страстноСоловей, над розой изнывая?

Исчезли восточный колорит, показавшийся редакторам (на наш взгляд, справедливо) лишним, и непоэтический повтор слова «знать».

Как бы мы ни относились к проделанной «ареопагом» во главе с Тургеневым работе, чувствуется, что это было настоящее сотрудничество коллег, руководствовавшихся по большому счёту едиными художественными принципами даже в тех случаях, когда у редакторов с автором представление о качестве достигнутого результата резко расходилось. Так стихотворение «Когда мечтательно я предан тишине…» подверглось при публикации в сборнике 1856 года не бросающейся в глаза, но очень серьёзной правке. В его финальной части строка «Ты руку подаёшь, сказавши: до свиданья!» изменена на «Ты предаёшься вся для страстного лобзанья». Если в первой редакции девушка только принимает робкие поцелуи, то во второй «отдаётся» им «вся». Это кардинально меняет эмоциональную окраску стихотворения — стихотворение становится более чувственным, в дружининском духе. Равнодушие, проявленное Фетом к сохранению первоначального смысла произведения, и радикальность «редакторов» в его изменении свидетельствуют, что и для поэта, и для «ареопага» было важно не содержание, а целостность и гармоничность картины. Выбор характера свидания определяется не тем, что хотел сказать автор, а найденным сочетанием красок и эмоций. Так художник, изображающий, например, осенний пейзаж, дополняет его фигурами в таких позах, которые гармонично завершают уже сложившуюся композицию, и если это окажутся фигуры влюблённых, это вовсе не будет означать, что картина говорит про любовь. Это отношение к стихам как к «картине», в которой можно менять решительно всё, не смущаясь тем, что её содержание может радикально измениться, объединяет Фета и его «редакторов».