Агасфер. Золотая петля. Том 1

И литерные эшелоны потихоньку двинулись дальше, на восток.

Начальником команды ближней охраны Колчака состоял офицер чина не высокого, но известный и проверенный – поручик Ермохин. Он был участником Первой мировой, добровольцем антибольшевистских формирований князя Голицына. Генерал-лейтенант Дитерихс приметил толкового поручика еще на комендантской службе в Екатеринбурге, привлек его к охране места поиска и раскопок захоронения останков царской семьи. Когда Дитерихс стал Главкомом фронта, Ермохин получил под начало отряд его личной охраны. А после нешуточного конфликта Дитерихса с Колчаком команда Ермохина перешла под начало Верховного правителя и получила от него специальное поручение – охрану золота. Колчак самолично разъяснил поручику задачи и особенности предстоящих действий охранной команды в пути следования эшелонов Верховного правителя.

Подразделение поручика Ермохина на всем пути следования успешно охраняло поезд Верховного, вплоть до его ареста. Но и после этого Ермохин со своими солдатами и офицерами отказался подчиниться чехословацкой команде и разоружиться, и только после личного приказа Колчака полномочия все же сдал. Но оружие команда не сложила, и некоторое время продолжала выполнять охранные функции, только во внешнем кольце. Внутреннюю, непосредственную охрану стали нести чехи со словаками. И сразу же среди русских обитателей литерного пошли разговоры о том, что «братушки» начали серию хищений вверенного им золотого запаса империи.

Русскую команду это глубоко возмутило. И понемногу в головах русского конвоя начали копошиться нехорошие мысли: почему чехам можно, а им нет?! Жалованья, в конце концов, с самой осени не плачено… Впрочем, до станции Зима русские офицеры только присматривались к теплушкам с золотом, прикидывали варианты и строили планы.

А проклятые литерные пробирались на восток слишком медленно, делая в сутки не более 80–90 верст. Смотреть в окно было совершенно не на что, а желающих тяпнуть от тоски и неопределенности рюмаху-другую – хоть пруд пруди. Но русское «лекарство от скуки» было далеко не у всех, и это обстоятельство поделили офицерское сообщество на господ имущих и «господ шакалов». Последние только и высматривали, вынюхивали – не уловят ли их чуткие носы знакомый аромат «эликсира спасения»? На «шакалов» глядели с плохо скрываемым презрением – как, наверное, глядят всякие трудяги на бездельников-«стрекозлов», пропевших свое «лето».

* * *

– А не выпить ли нам, господа, водчонки? – зевнул с верхней полки только что проснувшийся штабс-капитан Волоков.

Штабс-капитан был из категории «шакалов». И предложение выпить водки исходило не от того, что где-то в углу его личного чемодана тяжело булькал «эликсир». Спрашивал Волоков просто так, на всякий случай – вдруг, пока он спал, кто-нибудь из товарищей-офицеров вспомнил про свой день ангела, либо памятную дату? И, вспомнив, полез в заветный чемодан или дорожный мешок.

Но – увы! Вопрос Волокова был гласом вопиющего в пустыне. К тому же от спущенных с верхней полки ног пробудившегося штабс-капитана понесло так, что другие офицеры, сидящие на нижней полке, враз поморщились и, не сговариваясь, отодвинулись подальше.

Спрыгнув со своей полки, Волоков с хрустом потянулся и еще раз, на всякий случай осведомился:

– Так что, господа, неужели все наши запасы живительной влаги иссякли? Ох, как жаль! А мне, как нарочно, обед сейчас снился! У родственника, архиерея. Обед, господа! Да какой – с подачей монастырских настоек! И до того гадостным оказалось реальное пробуждение, что… Эх!

– Волоков, вы бы сапоги надели, что ли, – буркнул из-за книги поручик Рейнварт. – Право, мы все тоже не хризантемами пахнем, но, уважая товарищей, сапог в купе хоть не снимаем!

Поглядев на поручика заплывшими глазами, Волоков не заорал, не потребовал незамедлительной сатисфакции – это было давно пройдено и изрядно всем надоело. Отделавшись многозначительным «ну-ну, господа чистоплюи!», он не спеша обулся, потопал сапогами в пол и без особых церемоний попросил господ офицеров сдвинуться, пустить его к окну.

А тут и пол вагона под ногами дрогнул, по составу из конца в конец залязгал металл вагонных сцепок. Поезд тронулся, вызвав всеобщий вздох облегчения.

Волоков повторил просьбу пустить его к окну. Поскольку за полузамерзшими стеклами ничего, кроме как нескончаемой снежной пелены, не было, его пустили.

Потаращившись в окно минут пять, Волоков – неизвестно для чего – спросил время, и, не получив ответа (у самого же часы в кармашке, что за издевательство!), снова прижался лбом к холодному стеклу, изредка моргая глазами. Потом, словно что-то вспомнив, сорвался с места и исчез за дверью радиоотделения.

Офицеры переглянулись: поведение Волокова нынче было несколько необычным.

– А изрядно мы нынче проехали без остановок, господа, – заметил кто-то из офицеров. – И стояли меньше часа – прямо диво дивное!