Агасфер. Золотая петля. Том 1

А зимой… Снежно-белая, в многочисленных синеватых ямках, разбегающихся по полянкам следов лесного зверья, тайга торжественна и молчалива, она хранит свою великую тайну. Вершины сопок слепят глаза первозданной белизной на фоне безбрежного таежного моря.

Ходко поспешает в село Ефим, подгоняет его видение свежей краюхи хлеба. Даже запах, кажется, чует. И чтобы отогнать то видение, размышляет старый охотник обо всем на свете. Вот первые здешние обитатели – откуда они взялись, почему именно тут осели?

О первых людях на здешних просторах Ефим от своего отца слышал. А тот – от своего, первопроходца начала XVIII столетия. И с севера и с юга сюда пришли вольные крестьяне и молодые казачьи семьи. Место для будущего поселка и удобное, и красивое приглядели – на левом, северном берегу реки Заларинки. От нее же и название поселка получилось.

Во второй половине XVIII века началась прокладка Московского тракта, и село стало местом для водворения как политических, так и уголовных ссыльных. В начале следующего века через бывший полуэтап[79] стали тянуть самых длинную в мире железную дорогу из Москвы и Петербурга до самого Великого океана. Село стало станцией Заларье, и стали бегать по той железной дороге домики на колесах.

Запуск Транссиба положил начало и «великому перемещению народов» из Европейской России в Сибирь и на Дальний Восток. Люди уезжали со своей перенаселенной родины тысячами – селами, улицами и целыми деревнями. Аграрная реформа царского министра Столыпина проходила успешно, а пахотных земель в Заларинской волости хватало на всех.

Это время Ефим хорошо помнил уже не с чужих слов. На его глазах пришлые украинцы, белорусы, чуваши, татары, мордва и прочие обретали в Заларях новую родину.

* * *

Солнце над бескрайней тайгой уже высоконько поднялось, когда Ефим решил сделать короткую остановку: дыхалка к старости выносливее не становилось, поберечь ее на морозе требовалось.

Для отдыха выбрал на краю полянки поваленное дерево, соорудил в затишке возле него небольшой костерок – чтобы не просто так сидеть. Набил снегом жестяную кружку, сунул в огонь. Когда растаявший снег, превратившись в воду, закипел, бросил в кружку щепоть чая, добавил из кисета трав и корешков. Жуя полоску вяленого мяса и запивая из кружки, Ефим продолжил свои размышления.

До Столыпинской реформы Заларье вело неспешный и неповоротливый образ жизни. Мужики на тракте занимались если не извозом, то землепашеством. Казенные подряды на работы на строительстве чугунки почти не разбудили старый тракт. А вот пришлый люд – разбудил!

У крестьян-переселенцев на руках были денежные ссуды Переселенческого управления: казна поддерживала их живыми деньгами. Они приезжали в Тыреть и Залари, где их встречал расторопный чиновник Переселенческого управления. Новым заларинцам требовались лошади, коровы, продукты, керосин, мыло, соль, инвентарь, семена. Все это было необходимо для их оседания на новом месте. И вот тут-то на «сцене» появлялись ушлые люди, которые могли обеспечить переселенцев всем необходимым.

Ефим выплеснул из кружки чайную гущу, фыркнул: как говаривали на митингах наезжавшие в Залари агитаторы, в селе возникла интересная историческая диалектика: переселенцы создали предпосылки для появления купечества. Появились купцы – и изменили все село, обитатели которого исстари занималось извозом, почтовой гоньбой и жили в небольших низких домишках с двускатными крышами. «Лавочники», как их называли местные, своими домами продолжили село, удлинили Трактовую улицу. Да и сами дома состоятельных хозяев были уже двухэтажными, имели мезонины, балкончики. Селились «лавочники» тоже обособленно – на улице, получившей наименование Купеческой. Именно по этой улице ранним утром ветер разносил неповторимый запах печеного хлеба – то пекла калачи привезенная в Залари богатым купцом Гавриилом Курсановым кухарка Зоя! Тесто для них Зоя заводила с большим запасом и угощала свежим хлебом всех соседей…

С досады Ефим аж сплюнул: мыслитель чертов, старая кочерыжка! Отвлекся от хлебной темы, называется! Охотник затоптал костерок, приладил лыжи и двинулся дальше.

Еще несколько часов Ефим шел по глубокому, нетронутому снегу. Тайга ближе к людскому жилью редела, вековые кедрачи отступали назад, а вместо них попадались все больше осины, молодая поросль и кустарники. Вот и на нахоженную тропинку к деревне вышел Ефим. Пролегала та тропка, как он знал, через железнодорожную колею. И когда до чугунки с версту оставалось, услыхал Ефим паровозный гудок.

Присмотрелся – так и есть, поезд. Даже не один, а два сразу. Впереди первого паровоза – открытая платформа с солдатами, за локомотивом – три броневагона с пушками и пулеметными гнездами, а за ними несколько классных «господских» вагонов и теплушки. Второй состав отличался от первого только тем, что охранной платформы впереди паровоза не имел.

Давно уже этаких поездов не видел Ефим. Он встал за мощный кедрач, с прицельной трубки винтовки колпачки снял. Не стрелять изготовился, боже упаси, рассмотреть двойную железнодорожную диковину хотел поближе.

* * *