Агент презедента

Они сняли свои пиджаки и выбрали свободное место на этом хорошо отполированном дубовом полу. Став лицом друг к другу, но каждый немного правее другого. Ланни поставил свою правую ногу с внешней стороны правой стопы Гесса. Каждый из них занял твердую позицию, с левой ногой назад. Ланни крепко взял правой рукой правую руку своего противника. Так, они были готовы, а хитрость заключалась в том, чтобы, сохранив своё равновесие, попытаться вывести из равновесия своего оппонента. Выигравшим считался тот, кому удалось заставить своего оппонента оторвать правую ногу от земли. Есть много трюков, чтобы застать оппонента врасплох, но Ланни никогда не использовал больше одного за раз. Гесс был быстр в своих реакциях и имел стальные мускулы. Ланни, со своей стороны, был теннисистом, который не терял хватки. Кроме того, он играл на пианино, что требовало больших усилий, чем могло показаться большинству слушателей.

Вот этим они занимались, когда хозяин этого дома вошел в зал. Они остановились, но хозяин хотел бы знать, что они делали, и они продолжили, пока он смотрел на них. Он хотел бы попробовать эту форму развлечения в окопах, сказал он, когда в течение нескольких месяцев было нечего делать, только ждать. Тем не менее, он не предложил попробовать это сейчас. Он выглядел дряблыми, и Ланни слышал, что он не занимался никакими упражнениями, кроме ходьбы. Он ни в коем случае не станет делать с фюрером всех нацистов ничего, что может привести того к поражению. Ланни не был уверен, что станет делать тоже самое с его заместителем. Он был рад, что Гесс был в состоянии хорошо постоять за себя. Когда они закончили, то оба тяжело дышали, и их фюрер снисходительно сказал: "Вы оба до сих пор остались мальчишками". Но они были его мальчишками!

Глава двадцатая

Гора Магомета[64]

I

В течении своей счастливой жизни Ланни Бэдд часто посещал элегантные дома в различных частях мира, и его поразило, что сходств в них было гораздо больше, чем различий. Выработался некий стандарт жизни праздного класса во всех крупных центрах. Транспорт и связь способствовали этому, но самое большое влияние оказывал киноэкран, который разносит все и сообщает всем во всем мире. Если богатый человек в Америке завёл себе какое-то новое роскошество, то богатый человек в Тасмании или Исландии увидит это и закажет себе. В результате образовался общий уровень комфорта и культуры, где не было ничего совершенно нового, что могло бы удивить любого гостя. Меблировку из Бергхофа можно было перевезти в особняк на Ноб Хилл в Сан-Франциско, или на Авенида Рио-Бранко в Рио-де-Жанейро и установить там.

То же самое случилось с поведением и моралью. Везде были тихие и хорошо обученные слуги, а дом казалось жил в автоматическом режиме. Все было безупречно чистым, и если снаружи была грязь, то все вытирали ноги, прежде чем зайти. Все говорили с достоинством и редко теряли самообладание. Там можно было много пить, но люди научились обращаться со спиртными напитками. Они пили, пока могли, а затем поднимались в свою комнату и отсыпались. Костюмы аналогичным образом были стандартизированы. Серые брюки и синий пиджак, которые носил фюрер за обеденным столом, можно было бы одеть для неофициальной трапезы в городе под названием Ньюкасл в штате Коннектикут, или в Англии или Австралии. То же самое относится к белым галстуком и фракам при церемониях.

За некоторыми исключениями, стандартизация проникла также и в сферу идей. Средний человек с состоянием и властью относился одинаково к политике цивилизованного мира. Детали и приёмы могут отличаться, но все богатые и великие хотели сохранить то, что у них было. Вот почему Робби Бэдд мог поехать в Париж и Берлин и так хорошо ладить с бароном Шнейдером и генералом Герингом. Именно поэтому движение, которое началось в Италии, так быстро распространилось в Германию, Польшу, Румынию, Австрию, Испанию, Бразилию, Аргентину и Японию. Вот почему агенты фюрера могли сообщать ему о продолжающейся распространяться пропаганде его идей во Франции и Великобритании, а также в великой демократии, которая называла себя сладкой землей свободы. Те, кто имели собственность и пользовались привилегиями, хотели удержать их. Когда они поняли, что трудящиеся начинают организовываться, объявлять забастовки, а также использовать избирательные бюллетени в своих собственных интересах, хозяева начали поиски сильной частной полиции. "Фашизм есть капитализм плюс убийство", — так левак Рик заявил после своего первого интервью с Муссолини восемнадцать лет назад.

II