"Вы будете рады", — галантно сказал Ланни. — "Но я не встречал многих, как вы, Нина". Затем он добавил: "Если вы или Рик, один или оба, знаете женщину, какую, вы думаете, я должен узнать, я буду рад встретиться с ней, и буду вежливым и дружелюбным, как я умею. Но я не могу обещать, что кто-то из нас обязательно влюбится".
— Конечно, нет, Ланни. Но более разумно говорить о любви и знать, что вы делаете, вместо того чтобы просто предоставить всё на волю случая, на красивое лицо или форму лодыжки.
"Сейчас видно много лодыжек", — сказал Ланни, с улыбкой, — "но в основном то, что они поддерживают, не умеет говорить".
Ланни Бэдд отплыл на лайнере Кунар, имея в кармане банковский чек на сорок две тысячи шестьсот семнадцать фунтов, семь шиллингов и четыре пенса, подлежащие выплате Рахель Робин. Он вычел расходы на операции, в том числе сто фунтов на своего друга, который убедился, что ни грамма золота не исчезло ни на одном этапе. Во время перехода штормило, но в остальном всё прошло без осложнений. Ланни встретили на пароходе Йоханнес Робин и его невестка. В то время как Рахель тихо плакала, он рассказал им печальную историю. Еврейский деловой человек, знакомый с неприятностями, уже догадался, что произошло худшее, и постарался предупредить женщину. Сумма денег, в которой она не нуждалась, не компенсирует потерю брата, и, возможно, матери и отца. Частью нацистского символа веры было, что грехи любого еврея распространяются на всех его родственников.
А что случилось с тремя малышами? Что делает раса господ с детьми, когда они посылают их родителей в концентрационные лагеря? Выбрасывают их кормиться из мусорных баков? Или безболезненно умерщвляют, или, возможно, стерилизуют и превращают в рабов в настоящей арийской семье? Ланни не мог ответить на эти вопросы. И это было, пожалуй, худшим из нацистских мучений, когда множество людей никогда не могли узнать о судьбе своих близких.
Ланни выдумал очень требовательного клиента в Вашингтоне, и сказал, что, как только он удовлетворит клиента, то посетит свои несколько семей в штате Коннектикут. Он позвонил по телефону Гасу Геннеричу и после некоторой задержки получил свидание на следующий день вечером. Он сел на ночной поезд, а утром комфортно устроился в гостинице и напечатал резюме своих недавних политических переживаний. Частично они были положены на бумагу, а частично освежены в памяти. Позже он пошёл прогуляться в парк Рок-Крик, перебирая в уме все, что планировал довести до сознания самого важного человека в мире. В основном это должны быть факты, но им должно сопутствовать определенное количество комментариев, и Ланни считал, что каждое предложение должно быть фугасным снарядом, направленным с точностью и осторожностью.
В кинохронике и на газетных фотографиях Ланни мог видеть президента Рузвельта, одетого так, как видел его весь остальной мир. Но когда Ланни встречался с ним лицом к лицу, президент всегда был в шёлковой пижамной куртке в сине и белую полоску, в вязаном голубом свитере или в голубой накидке. Очевидно, он любил рано удаляться в спальню, читать в постели или выслушивать доклады секретных агентов. Он приветствовал своего посетителя сердечным рукопожатием и широкой улыбкой. Его лицо было безоблачно, а манеры удивительно беспечны. Всё указывало, что человек наслаждается своей работой, и она приносит ему удовлетворение! Сейчас фондовый рынок находился в нижней точке нового спада, и люди, которым он помог, сейчас взваливают всю вину на него и поносят его за помощь, которая принесли им только хорошее. И вот теперь он улыбается с восторгом, увидев посетителя, который побывал в логове людоеда и подсчитал груды человеческих костей в углах. "Привет, Джек бобовый стебель[80]
!" — воскликнул он.Вскоре он стал серьезным и заявил: "Я хочу, чтобы вы знали, Ланни, что я прочитал всё, что вы послали мне. Сейчас мои действия не свидетельствуют это, но они будут в конце".
"Это то, что я должен был услышать, губернатор", — сказал секретный агент. — "С этим я могу продолжать в том же направлении".
— Скажите мне, что будет дальше, Ланни.
— Несомненно, Судеты.
— Их отобрали у Германии?
— Нет, они принадлежали Австро-Венгрии, но Гитлер говорит миру, что они были в Германии, и что он намерен получить их обратно.
— А зачем они ему?
— Минералы и лес, и другие позиции, жизненно важные для армии. Его оправдание, там много немцев.
— Большинство?
— Это зависит от района, от деревни к деревне. Там всё смешалось, как если бы их потрясли в перечнице. Это точно так же, как и в Штубендорфе, который мальчиком я имел обыкновение посещать, чтобы повидать своего друга Курта Мейснера. Это дальше на восток, район передали в Польшу. Поляки в этом районе, в основном, крестьяне и рабочие, а немцы являются собственниками, образованными людьми, теми, кто может вести пропаганду.
— Вы уверены, что за чехов возьмутся в первую очередь?
— Гитлер много не говорил об этом. Нужно было слушать, кого он ругает, и кого ругает больше. Первым шел Шушниг, а затем Бенеш. Это и ответ.
— А чехи будут бороться?