Его фотография была в местной газете с описанием его восхитительной профессии и его путешествий. Она знала тот жизненно важный факт, что он был пасынком важной дамы, от которой зависела судьба нового здания. "Я мисс Хойл, библиотекарь", — сказала она. — "Непременно позвольте мне помочь вам".
— Есть ли у вас что-нибудь по художникам итальянского Возрождения, ранней части этого периода?
"У нас есть Вазари", — ответила она, — "и другие работы этого периода. Я покажу их вам".
Она привела его в нише между близко расположенными стеллажами. Она показала ему ряд книг и стояла рядом, пока он разглядывал названия. Тем временем кто-то выключил свет в здании, но услужливо оставил свет только в этой нише. Предложенные книги заинтересовали Ланни, и он поспешно просматривал их. Конечно, он не мог не заметить, что рядом с ним находилась спокойная, выдержанная женщина, не посмевшая мешать ему замечаниями, пока он пытался читать. Когда он сказал: "Я думаю, что это то, что мне надо", она достала другую книгу и сказала: "Вам может подойти и вот эта". Только тогда, когда он закончил свои поиски, она начала говорить, и из нескольких предложений стало ясно, что она знает много об итальянском Возрождении и его художниках. Он воспользовался случаем посмотреть на нее, и увидел, что у нее были тонкие черты лица, довольно бледного без макияжа. Темные волосы и большие, темные, восхищенные глаза.
Он понял это, когда она сказала: "Вы не помните меня, но я имела удовольствие быть приглашенной в дом вашего отца, чтобы увидеть Гойю, которого вы привезли из Испании. Это было одним из самых больших событий в моей жизни. Что стало с тем Гойей?"
— Его купили мои друзья в Питтсбурге.
— Кроме того, я слушала Ганси Робина, игравшего в загородном клубе. Вы сделали очень много для нас, провинциальных людей, гораздо больше, чем вы можете себе представить.
"Мне приятно это слышать", — сказал Ланни. Вот такие были люди в этом родном городе, жившими тусклой жизнью и бедной по его стандартам, но они охотно тянулись к культурным ценностям! Для них Ланни был романтической фигурой. Женщины должны знать, что нравы и мораль во Франции резко отличались, и они могли считать его тревожной фигурой.
Все ушли, и они остались одни, или так казалось. Мисс Присцилла Хойл выписала ему читательский билет и формуляр, и пока она это делала, он наблюдал за её быстро двигающейся нежной тонкой рукой, а также за прекрасными темными волосами на затылке. Когда она отдала ему книги, он порывисто сказал: "Могу ли я иметь удовольствие отвезти вас домой?"
Она удивилась, и выяснилось, что её мраморные щеки могут краснеть. — "О! но это вам не по дороге".
"Откуда вы знаете мою дорогу?" — Спросил он с улыбкой. — "Я задержал вас сверхурочно".
"Это очень любезно с вашей стороны", — сказала она. А затем более точно: "С удовольствием".
Она выключила свет, и они вместе спустились по ступенькам старого здания. Ланни показалось, что она нервничала из-за боязни, что кто-нибудь увидит это беспрецедентное поведение. Он предложил ей руку, и она взяла её. Был ли он прав в своем впечатлении, что ее рука дрожала? Он хорошо не знал ее голос, но слышал, что он был полон чувства, когда она объясняла, что Ньюкасл был культурно отсталый город. Его тело растет слишком быстро по сравнению с его интеллектом, не говоря уже о душе, а те, кто заботятся о культурных ценностях, здесь ведут тяжелую борьбу. Ланни понял, что это значит. Городской библиотекарь был близок к креслам власти в течение короткого периода, и если она сможет убедить пасынка Эстер Ремсен Бэдд проявить интерес к делу ее библиотеки, весы могут склониться в пользу выделения ассигнований.
Ланни мог себе представить даже без её рассказа, как в течение многих лет она служила на этом посту, приходя каждый будний день, в течение долгих часов терпеливо рассказывала старым и молодым, богатым и бедным, что они хотели бы узнать о книгах. Библиотека была ее жизнью, и теперь она борется за неё. Но было ли это все? Что она думала об этом красивом человеке среднего возраста, но выглядевшим молодым, потому что он хорошо заботился о себе, носившем маленькие каштановые усы и элегантно одетом, говорившем на нескольких языках, и знакомом со всеми великими мира сего? Она сидела одна с ним, почти касаясь его. Чопорная дочь пуритан, строго воспитанная, верующая и почти наверняка девственница, иначе она никогда не могла получить этот пост в городе Эстер Ремсен Бэдд.
Она дала свой адрес, и он поехал, но не с головокружительной скоростью. Он сказал: "Я знаю о нуждах библиотеки, и я замолвлю слово".
"О, спасибо!" — ответила она. И было ли в этом ответе больше душевности, чем нужно? Или это был глас вопиющей этой достойной души: "Молодость проходит, и это последние шансы"?
Она была мила, и он подумал, что не сделает никакого вреда, если нежно положит свою руку на её руку, выражая свою признательность. И тогда сразу же получил ответы на все свои вопросы. Она робко вздохнула и склонила свою голову к нему на плечо. Поразительно!