Агнесса из Сорренто

– О, Джульетта! – пролепетала Агнесса, бросаясь к ней и беря ее за руки. – Что все это значит? И куда они отвели мою бедную бабушку?

– Ах, не тревожься! Ты пользуешься расположением нашего предводителя, и всем твоим близким отведены лучшие покои. Не сомневаюсь, твоя бабушка сейчас ужинает вместе с моей матерью, и, думаю, они немало повеселятся, посудачат да поболтают.

– Выходит, и твоя матушка здесь?

– А как же, глупышка! Жизнь здесь показалась мне настолько легче, чем в городе, что я послала за ней, чтобы она хоть в старости пожила в покое и довольстве. Но как тебе нравится твоя комната? Ты не удивилась, что она такая красивая? Могу тебе сказать, что все это убранство появилось здесь благодаря храбрости нашего отряда. Ведь, видишь ли, кое-кто в Риме (не скажу, кто именно) отдал земли, дворцы и виллы нашего предводителя тем, кто не имел на них никакого права, а одна хорошенькая вилла в горах неподалеку отсюда досталась одному толстому старому кардиналу. Так что же делают наши молодцы? Однажды ночью нападают на старика в красной шапочке, связывают его и как следует обыскивают его дом, унося все, что им заблагорассудится! Разумеется, дом они унести не могли, но сколько притащили богатой мебели, утвари и всяких безделушек, а его так припугнули, что он благодарил святых, что жив остался. Потому-то мы и смогли обставить твои комнаты достойно, думая угодить нашему капитану, когда он вернется. Если ты недовольна, значит ты неблагодарна, вот и все.

– Джульетта, – взмолилась Агнесса, которая, кажется, почти и не слушала болтовню приятельницы, так хотелось ей попросить о том, что было для нее всего важнее, – пожалуйста, дай мне увидеться с бабушкой. Ты не можешь привести ее ко мне?

– Нет, маленькая моя принцесса, не могу. А знаешь ли ты, что ты теперь моя госпожа? Да, все так: но есть тот, кто господин над нами обеими, и он запретил кому бы то ни было говорить с тобой, пока сам он с тобой не увидится.

– И он здесь?

– Нет, он некоторое время тому назад ускакал на север и пока не вернулся, хотя мы ожидаем его сегодня вечером. Так что успокойся и проси чего хочешь, но только не встречи с бабушкой, а тем временем располагай мной, твоей покорной служанкой.

С этими словами Джульетта, приняв лукавый вид, сделала реверанс и рассмеялась, показав в улыбке белоснежные, сияющие, жемчужные зубы.

Агнесса опустилась на одну из бархатных кушеток и оперлась лбом на руку.

– Не горюй, лучше я принесу тебе ужин, – предложила Джульетта. – Есть добрая жареная куропатка и бутылка вина: что скажешь?

– Как ты можешь помышлять о таких яствах во время Великого поста? – возмутилась Агнесса.

– Ах, пустяки! Наш священник, отец Стефано, в мгновение ока отпускает такие грехи всем нам, а уж тебе-то дарует прощение немедля!

– Ах, Джульетта, мне ничего не нужно. Я не смогла бы съесть ни кусочка, даже если бы попробовала.

– Ты сначала понюхай, а потом решишь, – укоризненно цокнув языком, сказала Джульетта, выходя из комнаты. – Я скоро вернусь.

И вышла, замкнув за собой дверь на ключ.

Через несколько минут она возвратилась, неся на тяжелом серебряном подносе закрытое крышкой блюдо, источавшее соблазнительный аромат, белую булочку и небольшой стеклянный графин тонкого, изысканного вина.

Уступив настойчивым мольбам и уговорам подруги, Агнесса отломила кусочек хлеба, ровно столько, чтобы подкрепить угасающие после трудного дня силы, а потом, немного успокоенная давно знакомым, привычным присутствием Джульетты, принялась раздеваться, а ее подруга – усердно помогать ей.

– Вижу, вы устали, моя госпожа, моя принцесса, – проворковала она. – Я расшнурую вам корсет. Скоро вы облачитесь в шелковые платья, богато расшитые золотом и жемчугом.

– Ах, Джульетта! Не надо! – воспротивилась Агнесса. – Лучше я сама, не надо мне помогать.

– Ц-ц-ц! Тебе придется привыкнуть к тому, что за тобой ухаживают прислужницы, – по-прежнему упорствовала Джульетта. – Но что это? Пресвятая Дева! О, Агнесса, что это ты над собой учинила?

– Я взяла на себя покаяние, – проговорила Агнесса, густо покраснев.

– Что ж, я так и думала! Отцу Франческо должно быть стыдно, он просто мясник!

– Он наложил на меня епитимью ради моего же спасения. Крест этот ранит мою плоть, дабы исцелить смертельную рану в моей душе.

Втайне Джульетта питала некое благоговение к столь суровому аскетизму, ибо и полученное ею воспитание, и самый дух, царивший в ту пору в Италии, учили ее видеть в нем проявление особой святости. Люди, склонные жить скорее чувствами, нежели размышлениями, явственно ощущают силу подобных эффектных жестов. Джульетта перекрестилась и на несколько минут приняла вид серьезный и торжественный.

– Бедная голубка! – наконец произнесла она. – Если тебе приходится так искупать грехи, то что же станется со мною? Разве что ты хочешь наперед запастись заслугами перед Господом, ведь, разумеется, тебе так каяться ни к чему. Агнесса, ты когда-нибудь станешь святой, как твоя тезка в монастыре, я правда в это верю.