Айн Рэнд. Эгоизм для победителей

Сам жизненный опыт Нейтана был идеальным примером его психологической системы в действии. Не в силах принять, изменить или рационально обусловить свои чувства к Патрисии, он стал всё отрицать. Их отношения лишь временны, убеждал он себя, и вскоре сойдут на нет. Несмотря на своё нерешительное желание, он также не был способен отдалиться от Рэнд. Вместо этого он стал пробовать объяснить своё поведение с рациональной точки зрения. И он начал лгать. Он сказал Рэнд, что страдает от таинственного сексуального кризиса; с ним что-то было не так. Как никогда готовая помочь своему дражайшему ученику, Рэнд проводила с ним длительные аналитические сеансы. Она выражала надежду на то, что они с Барбарой воссоединятся, увидев их вместе на дополнительных собраниях. Рэнд даже позволила себе перейти к неприемлемому: что у Нейтана, которому уже было 30, не было сексуального или романтического желания к почти 60-летней женщине. Когда она спросила его напрямую, Нейтан стал отрицать, что его чувства изменились. Наконец он отважился намекнуть на то, что происходило на самом деле, в надежде, что произойдёт чудо, которое спасёт их всех. Может, Рэнд сама решит, что их отношениям пришёл конец, и освободит его. Но Рэнд, которая никогда не умела хорошо воспринимать тонкости и нюансы, не смогла читать между строк[477]

.

Кроме того, Рэнд ослепила идея о поклонении мужчине, что следовало из её теории секса. Мужчина и женщина равны, подчёркивала Рэнд, но тем не менее женщине нужно уважать превосходящую маскулинность мужчины. Когда Рэнд позвонили из журнала McCall’s, чтобы узнать её мысли по поводу женщины в роли президента, она ответила редакции: «Женщина с разумной точки зрения не сможет стать верховным главнокомандующим». Многие читатели «Объективиста» были ошарашены таким заявлением и попросили от Рэнд разъяснений. Их она изложила в длинном эссе «Ответ читателям: о женщине-президенте». По мнению Рэнд, женщина никогда не должна становиться президентом, не потому, что она не подготовлена для подобных задач, а потому, что женщина в роли президента будет слишком могущественной. В качестве верховного главнокомандующего она не сможет уважать ни одного мужчину в своей жизни, и это будет психологически травмирующим. Любая женщина, которая будет рассматривать возможности вступления в эту должность, будет не готова для неё, поскольку «действительно феминная женщина не обращается с мужчинами, будто она их приятель, сестра, мать или лидер»[478]

. Теория поклонения мужчинам Рэнд была абстрактной проекцией, мешавшей ей быть в курсе эмоциональных состояний Фрэнка и Нейтана. Хоть она и называла Фрэнка героем, по правде, он был пассивным и отстранённым человеком, чей ренессанс в качестве художника был подавлен алкоголем и старостью. Идея поклонения мужчине была желанно-причудлива, недостижима для неё, как стройные фигуры и арийские черты её героинь. Но, как и прежде, это была фантазия, способная удовлетворить. Рэнд считала Нейтана героем, образцом нравственности и рациональности. Из-за таких убеждений ей не представлялось возможным просто отпустить его как любовника или заподозрить в двуличии. «Этот человек просто дрянь!» – разразился Фрэнк после одного из сеансов[479]

. Но Рэнд продолжала принимать слова Нейтана за чистую монету.

Пока напряжённость вскипала под поверхностью, объективизм продолжал быстро разрастаться. В 1966 г. Айн с Нейтаном переименовали своё новостное издание в «Объективист» и перешли к более профессиональному формату журнала, после чего количество подписчиков возросло до 20 тыс.[480] Новый формат отражал растущий интерес Рэнд к философии, что было продемонстрировано в серии статей под общим заголовком «Введение в объективистскую эпистемологию», которые впоследствии будут изданы одной книгой. Разочарование Рэнд в Голдуотере, а также её продолжительные беседы с Леонардом Пейкоффом сместили её внимание с политики и укрепили новое восприятие себя в качестве философа. Со временем её самые преданные студенты станут называть «Введение в объективистскую эпистемологию» наиболее значимой работой Рэнд. Впрочем, тогда она по-прежнему была больше известна своей деятельностью в сфере политики, нежели философии.