Айвз и Мэллоун

Время перед пятичасовым чаем не лучший момент для поиска свободной повозки. Но минут через двадцать мне все-таки улыбнулась удача, а спустя еще пятнадцать я расплатился с возницей, соскочив со ступеней кеба перед высокими коваными воротами кладбища Грин-Кенсал.

На колоннах сидели мраморные горгульи; одна смотрела в спину входящим, другая – уходящим. Я стоял на границе между миром живых и царством вечного покоя, не решаясь войти, но и бежать от необходимости побывать тут больше не мог.

Где-то среди печальных ангелов, изломанных колонн, усыпальниц, крестов и надгробий скрывалась могила, которую я хотел увидеть. Могила Клариссы Айдел.

Наконец я решился. Нервным жестом, вошедшим в привычку, я потер ладонь и ступил на землю кладбища. Ноги едва ли не сами несли меня по центральной аллее все дальше и дальше. Я представлял, где находится фамильный склеп семьи Айдел, и пусть я никогда здесь не был, дорога словно вела меня.

Солнце начинало клониться к западу, но тени еще не стали длинными, а свет – мягким. Все заливало белое сияние, от которого болели глаза. Вокруг стояла удивительная тишина, даже ленивый ветер не шелестел в листве. Волнение, терзавшее меня у ворот, отступило, но ненадолго. Его острые когти впились в мое сердце, едва я увидел свою цель.

Даже здесь Айделы выделились – выкупили огромный участок, отделив его от остального кладбища изящной оградой. Рядом с могилами возвышалась собственная часовенка. Венчавший ее крест ослепительно блестел в солнечных лучах, а витражи в окнах рассыпали радужные блики. Я тронул калитку, и она тихо скрипнула, отворяясь. Этот негромкий звук, единственный в охватившем Грин-Кенсал безмолвии, заставил меня покрыться мурашками. Я осторожно ступил внутрь и сразу же увидел ее.

Клару.

Клариссу.

Я ведь никогда не встречал настоящую леди Айдел, но фигура, что замерла во мраморе… Она была и одновременно не была и Кларой, и той безымянной девушкой, что провела со мной и Марком всего одну ночь, и еще десятками женщин. Как смог скульптор воплотить это в камне?! Ее прекрасное грустное лицо обрамляли длинные волосы, рассыпающиеся по обнаженным плечам. Голову украшал венок из крокусов, нарциссов и плюща. Струящееся платье переходило в надгробную плиту, мраморная рука гладила изображенного на ней павлина.

Sorori autem revertetur – гласила надпись. «Возлюбленная сестра вернется».

Я осторожно коснулся выбитого на камне имени. Никакой Клары Мист я так и не нашел. Никто не знал этого имени, никто не знал этого человека – были только мертвое тело неизвестной и имя сестры Генри.

Кем была та, кого я любил?..

Обманщица. Убийца. Кларисса Айдел.

До встречи с ней я не задумывался над тем, в чем заключается наследие Лордов Основателей. Да, я знал о талантах семей. О том, что какие-то из этих талантов – например, умение красноглазых Грейсдоров управлять эмоциями – могут воздействовать на людей напрямую, а какие-то, вроде моего умения видеть сквозь гламор, – нет. Но меня это не касалось, ведь таланты не влияли на тех, в ком проявилось волшебство, а таких рождалось все меньше, да и Билль многое ограничивал.

Я отнял пальцы от надписи и выпрямился. Кларисса ведь поплатилась жизнью за то, что сделала с теми девушками. Со мной. Я понял это из писем Эбигейл: Тайная Служба Ее Величества не прощала тех, кто преступил закон и клятву. А леди Айдел преступила. Она никогда не должна была применять свой талант к превращениям, но пошла на риск. Для чего? Завладела моим сердцем, покорила мои разум и душу. Зачем?! Только ли, чтобы отправить к эльфу? Зачем вообще меня к нему отправлять? Я не знал. Не сомневался, что узнаю, но боялся, что будет слишком поздно.

Тишину кладбища нарушили шорох платьев и женские голоса. Они становились все громче, и я тихо скользнул за мраморную фигуру леди Айдел, не желая быть замеченным. Дамы приближались, и вот я уже мог разобрать, о чем они говорят:

– Прошу вас, мама! Давайте вернемся! Вам нужно отдохнуть, вы…

– Прекрати! – Голос женщины охрип от… слез? – Как ты можешь говорить мне об отдыхе, когда мой сын… – Она осеклась, словно задохнувшись, и разрыдалась.

Ее спутница начала сбивчиво лопотать что-то в попытке утешить. Они замерли прямо напротив моего укрытия: две фигуры в трауре. Та, что выше, очевидно мать, сгорбилась и прижала руки к лицу, пытаясь сдержать рвущиеся из груди стоны:

– Он… он же… он же был так… молод! Чу… чуде… с… с… с… ный… з… з… з… дор… ровый… ю… н… ноша!

Бедная женщина то и дело сбивалась, силясь вдохнуть, но горе сжимало ей горло. Она говорила что-то еще, но из-за слез и прижатых к лицу рук я не мог разобрать, что именно. Плечи ее сотрясались, леди вздрагивала всем телом.

– Но доктор сказал, что заболевание могло развиваться очень быстро, – беспомощно пробормотала девушка.

Я видел, как больно ей наблюдать за страданиями матери; мне же было мучительно стыдно за то, что я стал свидетелем столь интимного разговора. Но уйти я не мог, как и поставить всех нас в унизительно неловкую ситуацию, обнаружив свое присутствие. Оставалось стоять на месте и ждать, пока они уйдут.