Алая лента

— Значит, ты не знаешь о том, как я пришла в салон модной одежды, в котором тогда работала, — один из лучших в стране, чтоб ты знала, — и попросила дать мне аванс в счет моей зарплаты. Дать ровно столько денег, чтобы я могла увезти свою семью в безопасное место. И люди, которые знали меня пять — целых пять! — лет… Люди, которые видели, как я работаю, стирая в кровь свои пальцы по шесть, а то и семь дней в неделю, в том числе по ночам, сверхурочно, с того самого дня, как поступила к ним тринадцатилетней ученицей… Они посмотрели на меня и сказали: «Мы не можем этого сделать». Я отлично понимаю, о чем они тогда думали. О том, что я сама должна быть «с гнильцой», если моя семья рискует быть высланной.

— Но это же…

— Заткнись!

Марта выпустила меня из рук и заходила по комнате кругами, словно акула.

— На следующий день, — низким, напряженным голосом сказала она, — я получила извещение о том, что меня уволили из салона. Уволили за то, что где-то, когда-то моей родней был человек не того народа. И я действительно вызвалась занять место своей сестры в так называемом трудовом лагере. Я была сильнее сестры. Более пригодной для работы. Это Их, похоже, устроило. Дальше — Биркенау. А спустя две недели Они все равно внесли мою сестру в список. И не только Лилу, но и ее детей, включая еще не успевшего родиться младенца, ее мужа, наших родителей, наших тетушек, дядей, кузенов, родственников по линии мужа, и всех — всех! — превратили в дым и пепел. Вот сколько добра принесла моя жертва! Я одна осталась в живых, а они все умерли, так что не смей говорить мне больше о хороших поступках. Если ты знаешь, что хорошо лично для тебя, то последуй моему примеру, занимайся собой и никогда не пытайся делать ничего хорошего ни родственникам, ни друзьям. Нужно заботиться только о себе, о том, чтобы выжить самой.

— Мы все хотим выжить.

— Хотеть мало. Нужно делать все для того, чтобы это случилось. И вот что я тебе скажу, школьница: лично я собираюсь выйти отсюда на своих двоих, а не вылететь через трубу крематория, и других задач у меня нет. И дела нет ни до кого, поняла?

Наконец Марта перестала кружить по комнате и остановилась, тяжело дыша. Наступил самый подходящий момент, чтобы разбить лампу о ее голову, но мне удалось сдержаться.

— Дерьмово они с вами поступили, — заметила я, потирая свою больную руку.

— Тут уж ты права.

— Почему тогда вы сами так же поступаете с другими?

— Ты так ничего и не поняла? Мир так устроен, школьница, мир. И нет на свете ничего бесчеловечнее самих людей!

— Так не должно быть…

— Но так есть. И не думай, что бездушные эгоисты — это только правители и политики, нет. Все люди такие. И разве это место не лучшее тому доказательство? — Она повела руками, словно желая охватить весь Биркенау.

Что сделала бы на моем месте Роза? Сказала бы что-нибудь примиряющее скорее всего.

— И все же у вас есть выбор, Марта. Вы могли бы стать другой. Ведь даже маленький добрый поступок дорогого стоит.

— Доброта? Не смеши меня! Нет больше такой вещи на свете! Убивай, или тебя саму убьют — вот как устроен этот мир, вот на чем он стоит.

Спорить с этим было трудно, но я должна была попытаться. Ради Розы должна была.

— Но в природе человека заложено еще стремление помогать другим. И готовность пожертвовать собой.

— В самом деле? Однако я не собираюсь жертвовать своим драгоценным временем, помогая тебе. Убирайся.

Мы долго смотрели друг на друга глазами, полными ненависти, потом я сказала, пожав плечами и перейдя на «ты», потому что ловить мне здесь было уже нечего:

— Знаешь, Марта, а ведь мне тебя жаль.

— Что?

— То, что слышала.

— Тебе меня… жаль? Да я здесь важная шишка! А ты кто такая? Грязное белье стираешь на мойке. И ты смеешь жалеть меня?

Я презрительно отвернулась в сторону.

— Нет, повернись сюда! Я с тобой разговариваю!

Оборачиваться я не стала. Вышла на улицу и с такой силой хлопнула дверью, что в примерочной, судя по звуку разбившегося стекла, со стола свалилась лампа. Сначала этот звук обрадовал меня, но почти сразу я перенаправила свой гнев с Марты на себя. А на что я, собственно, рассчитывала? Как собиралась уговорить Марту, когда во мне самой уверенности ни в чем нет?

Ожидать, что Марта согласится помочь, было безумием, это так, однако попытаться все же стоило. А вот то, что я собиралась сделать дальше, уже не безумием было, а чистым самоубийством. С Мартой я ничего не добилась, как с Хенриком связаться — не знала, так что теперь оставался лишь один человек, к которому я могла обратиться за помощью. Только один.

Низко опустив голову, я пробиралась среди бараков — с виду еще один полосатый, пугливо спешащий куда-то, словно крыса. Я добралась до нужного мне строения, вошла, крадучись прошагала по коридору, постучала в ту самую дверь. Постучала тихо, словно ударившаяся о стекло бабочка. Мне не ответили. Я постучала чуть громче. Дверь открылась.