Алая магнолия (ЛП)

Несмотря на все, что происходит, и тот факт, что весь мой мир, кажется, перевернулся с ног на голову, странно приятно, что они со мной, особенно когда я вижу, как Касс вкладывает другую руку в руку Коннора. — Ты тоже ее потерял, — бормочет она, и вместо того, чтобы отстраниться, как обычно делает Коннор, когда упоминают Тессу, он просто стоит и позволяет Касс держать его за руку.

Я смотрю на табличку, пока она не расплывается у меня перед глазами. Я никогда не чувствовала, что Тесса жила здесь. Несмотря на то, что она умерла до того, как мы купили особняк Мариньи, странно, что именно там я чувствую ее присутствие, в знойном речном бризе и мягком аромате магнолий. Это место просто напоминает мне о жизни, которую я рада оставить позади, о времени боли и одиночества. Без мамы и Тессы Батон-Руж — просто еще один бездушный город. Этот визит кажется последним прощанием.

Воскресной ночью в Батон-Руже я снова проваливаюсь в глубокий сон без сновидений, как будто моему разуму нужно сделать перерыв. Мы уезжаем до рассвета и возвращаемся в сонной тишине, Коннор потягивает кофе, а остальные всю дорогу дремлют.

У меня такое чувство, будто я пробираюсь сквозь туман, направляясь к месту назначения, которое я не совсем вижу. Все кажется немного нереальным, даже течение времени. Я знаю, что есть вещи, которых я не понимаю. Но каждый раз, когда я пытаюсь разобраться в них, туман снова опускается, скрывая правду, которую я не уверена, что хочу найти. Я знаю, что Антуан встретит меня после школы. Не уверена, то ли мне не терпится услышать его историю, то ли я хочу, чтобы она просто растворилась в тумане, зачаровывая меня по ходу дела, так что я ничего из этого не запомню.

Я прохожу занятия, притворяясь, что забочусь о них. Джереми приходит на урок английского, но занимает свободную парту как можно дальше от меня. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он старательно игнорирует меня, и когда я иду поговорить с ним после урока, он смотрит прямо на меня и хмурится с такой неприязнью, что я опешила. Он грубо протискивается мимо меня и, не оглядываясь, уходит по коридору.

Пытаясь понять причину его враждебности, я вспоминаю, как мы виделись в последний раз. Вечеринка в Пьерду, кажется, что это было целую вечность назад, хотя прошло всего три дня. Тогда Джереми помог мне, встав между мной и людьми из бухты. Он посоветовал мне выслушать Антуана, а не осуждать его. Нет никакого смысла в том, что теперь он будет сердиться из-за нашего с Антуаном разговора сегодня днем. Это если Антуан вообще рассказал ему об этом. Я действительно не могу представить Антуана как человека, способного делиться.

Я добавляю очевидный гнев Джереми к длинному списку вещей, которых не понимаю.

К концу дня я разрываюсь между страхом и облегчением оттого, что наконец-то получу ответы на некоторые вопросы.

Я не вижу Антуана, когда выхожу из класса. Только когда я добираюсь до стоянки, я понимаю, что он на самом деле находится под моим Мустангом, что-то прикручивая на место. Я смотрю на обтянутые джинсами ноги и прижимаю книги к груди.

— Что ты делаешь?

— Я же сказал тебе. У твоего Мустанга течет масло.

Он выскальзывает из-под машины, и я стараюсь не смотреть туда, где задирается его рубашка, открывая точеный торс, который, вероятно, добавится ко многим вещам, не дающим мне спать по ночам.

— Текло, — поправляет он, вытирая руки о край рубашки. — Теперь это исправлено, и я могу слушать, как ты ведешь машину, не морщась от сочувствия.

Я смотрю на него в изумлении. — Мы собираемся поговорить о многовековом проклятии, и ты выбираешь этот момент, чтобы починить мою машину?

— Я беспокоился, что после сегодняшнего у меня может не быть другого шанса. И мне было бы больно уезжать из города, зная, что он неисправен.

Он криво улыбается мне и указывает на свой пикап. — Ну что?

— Я поеду на своей.

Я еще крепче прижимаю свои книги к груди. Мне не нравится мысль застрять с ним где-нибудь наедине, если этот разговор закончится плохо. Он поднимает брови, как будто точно знает, о чем я думаю.

— Достаточно справедливо. Значит, у тебя дома?

Я киваю. Коннор все равно будет работать допоздна. Антуан ждет, пока я выйду, а затем следует за мной всю дорогу до дома, пока я репетирую то, что собираюсь сказать. Когда мы приезжаем, он следует за мной на крыльцо, а затем останавливается у двери.

— Возможно, будет лучше, если мы поговорим здесь.

— Хорошо.

Я замолкаю, не уверенная, стоит ли мне предложить ему выпить. Вряд ли существует этикет для такой ситуации. Он решает эту проблему, прислонившись к ионической колонне у лестницы на крыльцо, такой же гибкий и без усилий элегантный, как всегда, такой смуглый, сильный и жизнерадостный, что каждая из моих странных мыслей о прошлых днях кажется совершенно нелепой. Я сажусь на скамейку у стены, лицом к нему.

— Почему бы тебе для начала не задать мне вопрос, — говорит он, — и я отвечу на него.

Я балансирую на краю пропасти, боюсь прыгнуть, но не могу удержаться на краю. Я делаю глубокий вдох и прыгаю.

— Хорошо.

Я смотрю ему прямо в глаза. — Что спрятано в нашем подвале?