Алая река

Фраза «сын у тебя, о нем заботиться надо» – словно гулкое эхо в висках. Похоже, Док хотел меня запугать. Что ж, ему вполне удалось. Сижу в машине, обдумываю следующий шаг. Разумеется, нападение на Дока организовал Бобби; кто же еще! Следовательно, он знает больше, чем выдал в День благодарения. Из чего вытекает, что дополнительную информацию из него так просто не вытянешь.

Разве только застать Бобби врасплох. Или поспрашивать о нем третьих лиц.

Без особого оптимизма пишу сообщение Эшли:

«Случайно не знаешь, где сейчас живет Бобби?»

* * *

В ожидании ответа звоню Трумену.

– Мики, – произносит Трумен, выслушав меня. – Ты что, рехнулась? О чем ты только думала!

Ощущаю приступ упрямства.

– Я просто полагалась на доказательства, которые у меня имелись, с целью принять обоснованное решение. Я знала, что в половине третьего Док будет отсутствовать. Знала, что нужно проверить дом – вдруг там вещи Кейси? Поэтому я туда и пошла.

Почти вижу Трумена, качающего головой. Трумена, сдавившего себе виски.

– Мик, так дела не делаются. Ты хоть понимаешь, что тебя могли убить?

Теперь, когда Трумен это озвучил, – понимаю. И готова признать свою ошибку.

– Слушай, Мик, ты увлеклась. Мы оба увлеклись. Ты написала заявление, чтобы Кейси объявили в розыск?

Молчу. Наконец выдаю:

– Я… я пыталась… поговорить с Эйхерном. Но он был занят.

– Сообщи следователю. Не патрульному вроде нас с тобой, а настоящему следователю. Да хотя бы Ди Паоло.

Чем больше Трумен убеждает, тем сильнее все во мне сопротивляется этой идее – заявить о пропаже сестры. Почему – неясно. Впрочем, уже включился тревожный звоночек. Если б Трумен замолк хоть на миг, я разобралась бы в сигналах, которые шлет мне подсознание.

– Мики, дело серьезное. Этот тип знает про Томаса. Он его упомянул. Сама подумай, чем это грозит.

И тут я соображаю, почему боюсь говорить о Кейси с представителями полиции. Передо мной – скептическое лицо Полы Мулрони. «Да тот самый легавый, который…» А как сержант Эйхерн отреагировал? Сразу обвинение отмел!

Вот в этом все и дело. Я потому до сих пор не заявила о пропаже сестры, что перестала доверять коллегам. Легавым.

Трумен молчит. И я молчу. Слышно только наше с ним дыхание.

Наконец Трумена прорывает.

– Тебе, Мик, может, и безразлично, что с тобой станется. А Томасу – небезразлично. И мне тоже.

Меня бросает в краску. Чуть ли не впервые Трумен высказался столь прямо.

– Мик, ты меня слышишь?

Киваю. Соображаю, что разговор у нас – телефонный; откашливаюсь и говорю:

– Слышу.

* * *

Через минуту после того, как я нажала «Отбой», телефон звякает эсэмэс-сообщением.

Оно от Эшли. Всего два слова:

«Не знаю».

* * *

Вечером уделяю Томасу дополнительные полчаса. Читаю ему, выслушиваю сбивчивый рассказ о маленьких дневных горестях и победах. Вместе загибаем пальцы – ну-ка, сколько дней осталось до похода в «Макдоналдс»? Радуюсь, что сыну есть чего ждать.

* * *

– КАРЛОТТА И ЛИЛА, – повторяет Томас, едва завидев девочек в ресторанном зале. Как заклинание: – КАРЛОТТА И ЛИЛА. КАРЛОТТА И ЛИЛА.

Мы мчались как угорелые. На пятнадцать минут опоздали на свой же собственный праздник. Из Бенсалема до Южной Филадельфии полчаса езды, но со мной случился временной провал.

Девочки устремляются навстречу Томасу.

– Здравствуйте, – говорю я их мамам. Обе отвечают «Привет». Мама Лилы обнимает меня, чем приводит в крайнее смущение. Обеих женщин я едва знаю. Виделись мы только в садике, дальше «добрый день» разговоры не шли. Прежде чем звонить, я должна была узнать в справочнике их имена.

Они представляют два ярких типажа. Мама Карлотты старше меня, ей, наверное, за сорок. Кудрявая, в практичной куртке на «молнии» и в перчатках, с виду самовязаных.

Мама Лилы – мне ровесница, то есть ей чуть за тридцать. У нее густая челка и длинные локоны. Одета в элегантное синее пальто с поясом, застегнутым на пряжку. И пальто, и пояс, и пряжка настолько здорово сделаны, что хочется их потрогать. На ногах сапожки на устойчивых каблуках, в ушах изящные золотые серьги, которые достают почти до воротника. Похоже, мама Лилы работает в индустрии моды. От таких женщин обычно хорошо пахнет. Такие женщины обычно ведут блоги.

Я, в своей «униформе» – вечных серых брюках и удлиненной белой блузе, – должно быть, выгляжу как официантка.

Несмотря на разность в типажах, сразу ясно, что мать Лилы и мать Карлотты обе из хороших семей, обе имеют дипломы престижных университетов.

С мучительной, внезапной, запоздалой остротой понимаю: ни одна, ни другая никогда не ели в ресторанах быстрого питания.

– Здесь прикольно, – говорит Лорен, мама Лилы. – Детям раздолье.

Джорджия, мама Карлотты, напряжена. Ее взгляд перемещается с одного объекта игровой зоны на другой – ищет скрытую угрозу.

– Не знала, что у них есть детская площадка, – наконец выдает Джорджия.

– Она как магнит. Еще бы – единственная в городе, – поясняю я. – Томас очень любит это место. Только мне неловко, что вам пришлось ехать в такую даль.