Алая река

– Я дала ему «Кул-эйд»[22]; надеюсь, вы не против, – поясняет миссис Мейхон. – Всегда держу для внучатых племянников.

Не видела, чтобы к ней приходили племянники – ни внучатые, ни обыкновенные. Вслух говорю:

– Нет-нет, конечно, я не против. Спасибо.

– Мы смотрели кино, – с восторгом объявляет Томас. – Как в настоящем кинотеатре!

– Томас имеет в виду, что мы приготовили попкорн и выключили верхний свет. Да заходите же, Мики! Не стойте в дверях – вон, холоду напустили!

Пока Томас надевает ботинки и курточку, осматриваюсь. В прихожей замечаю старое, пожелтевшее коллективное фото. Полдюжины рядов – дети, от дошколят до подростков. Два последних ряда – монахини. В кардиганах, простых платьях и скромных косынках – такие же носили наставницы в школе Святого Спасителя. Дату определить практически невозможно. Как невозможно представить миссис Мейхон малышкой или юной девушкой. Ищу ее на фото. Вдруг она касается моего локтя.

– Знаете, Мики, тот человек опять приходил.

Сердце екает.

– Томас его видел?

– Нет. Я-то из окна его заметила, мигом узнала и услала Томаса наверх. А сама вышла и говорю: не живут они здесь больше. Как вы и просили, Мики.

Выдыхаю.

– А он что?

– Огорчился.

– Пусть огорчается, сколько влезет. Как вы думаете, он вам поверил? Насчет нас?

– Похоже, поверил. Вел он себя учтиво, тут не придерешься.

– Это он умеет.

Миссис Мейхон поджимает губы. Кивает.

– Вы правильно сделали, Мики. От мужчин, по большей части, одно беспокойство.

Подумав, она добавляет:

– За всю жизнь мне только пара-тройка путных встретилась.

* * *

Вот мы и дома. Томаса распирает от впечатлений.

– Миссис Мейхон поставила знаешь какое кино? «Платянин»!

– Что еще за «Платянин»?

– Ну, там монстр катается на велосипеде!

– Может, все-таки «ИНО-планетянин»[23], а?

– Да. И миссис Мейхон выучила меня звонить домой!

Томас, копируя действия заявленного инопланетянина, выставляет указательный пальчик, касается им моего пальца.

– Вот так, мама!

– Тебе понравился фильм?

– Понравился. Миссис Мейхон разрешила смотреть, хотя он страшный.

Томас явно взвинчен фильмом, да еще, пожалуй, избытком сахара в напитке.

– И ты не боялся?

– Нет. Фильм страшный, а я все равно не боялся.

– Молодец. Ты просто молодец.

Однако ночью я просыпаюсь от шлепанья маленьких ножек. Так и есть: на пороге моей комнаты, закутанный в одеяло, переминается Томас. Ни дать ни взять – главный герой фильма в знаменитой сцене.

– Мне страшно, мама.

– Бояться абсолютно нечего, Томас.

– Я сегодня соврал. По правде, мне было жутко смотреть фильм.

– И зря. Это все выдумка.

Томас кусает губу, смотрит в пол. Отлично знаю, что за этим последует.

– Томас, – говорю я как можно строже.

– Можно я буду спать с тобой? – все-таки просит сын. Отлично понимая, что я не позволю.

Встаю с постели, беру его за руку, вывожу в коридор.

– Тебе почти пять, Томас. Ты уже большой. Будь умницей. Будь храбрым мальчиком. Постараешься? Ради меня?

Он кивает.

Почти втаскиваю его в детскую, включаю ночник. Томас забирается в постель, я подтыкаю ему одеяло, кладу ладонь на лоб.

– Совсем забыла тебе сказать. Я сегодня разговаривала с мамами Карлотты и Лилы. Пригласила твоих подружек в «Макдоналдс».

Томас молчит.

– Ты меня слышишь?

Он отворачивается. Колеблюсь не дольше секунды.

Вспоминаю все, что читала в пособиях по воспитанию о том, как вырастить сильного, самодостаточного человека и гражданина, и насколько важно для будущей жизни чувство уверенности, которое закладывается в раннем детстве.

– Они придут. Обе. И Лила, и Карлотта, – говорю я.

Целую Томаса в лоб и тихонько ухожу.

* * *

Утром мне надо быть в суде. Я – свидетель по делу Роберта Малви-младшего. Похоже, его жена все-таки одумалась, написала заявление. Вызвали меня и Глорию Петерс.

Дело рутинное, и день самый обычный. Всё бы как всегда, если б не беспокойство, которое мне внушает Малви. Взгляд его сверлит меня; он пытается установить визуальный контакт, и, когда это удается, я ловлю себя на мысли, что знаю этого человека, что уже видела его. Но где и когда – вспомнить не могу.

Дав показания, уезжаю. Незачем оставаться, ждать вердикта. Потом Глория все расскажет.

В машине сверяю наручные часы с теми, что находятся на панели.

Немного мне известно про Коннора Макклатчи, но одно я знаю наверняка: каждый день в половине третьего он является к мистеру Райту, чтобы погреться и уколоться. А раз он у Райта, следовательно, дома его нет.

«Глупостей не натвори», – сказал Трумен. Только это не глупость; совсем не глупость – прошерстить дом подозреваемого. Наоборот – это необходимо.

Сейчас одиннадцать утра. Еще несколько часов ожидания. Постараюсь не коситься на циферблат. Но избегать улицы под названием Мэдисон не получается. Пару раз – недостаточно для того, чтобы возбудить подозрения – проезжаю по Мэдисон, тяну шею, точно из машины реально разглядеть дома в переулке, который описывал Трумен.