Алая заря

— Какими теориями? — спросил Хуан, несколько не ; доумевая. не

— Все эти глупости, которые он городит. Ведь это что иное, как теории… аллегории… фантасмагории.

— На языке сеньора Кануто это значит «всякая ерунда», «чепуха», — шепнул Мануэль брату.

— Ах вот как!..

Обед проходил под музыку. Все чувствовали себя весело и непринужденно. Танго сменялись пасодоблем и польками. Террасу заполнили танцующие.

— Может быть, и мы потанцуем, сеньора Игнасия? — обратился Перико к сестре Мануэля.

— Это вы мне? Господи помилуй! Что за вздор!

— А вы не танцуете? — спросил Хуан Сальвадору.

— Очень редко.

— Я бы пригласил вас, если бы умел. Ну а ты, Мануэль, что зеваешь? Приглашай даму.

— Если вы не против, пойдемте.

Пианола заиграла пасодобль, молодые люди поднялись и по коридору прошли на террасу. Сальвадора, придерживая кончиками пальцев юбку, танцевала с подлинным изяществом, без тех непристойных движений, которые делали остальные женщины. Когда начался следующий танец, Перико Ребольедо, несколько смущаясь, пригласил Сальвадору, а Мануэль направился к своим. Проходя по коридору, он едва не столкнулся с двумя парами. Одна из женщин обернулась и пристально на него посмотрела. Это была Хуста.

Мануэль сделал вид, что не узнал ее, прошел к столику и сел рядом с сеньором Кануто.

Кончился танец; вернулась Сальвадора, раскрасневшаяся, с блестящими глазами; она села на место и стала обмахиваться веером.

— Здесь есть прехорошенькие девочки! — сказал горбун. — Вот, например, Сальвадора: румяная, глазки веселые — смотреть любо–дорого. Обратите внимание, господин скульптор, и запечатлейте это.

— Я уже обратил внимание, — отвечал Хуан.

Сальвадора еще больше покраснела, рассмеялась и, взглянув на Мануэля, вдруг заметила, что он чем–то сильно взволнован. Стараясь найти причину такой перемены в настроении, она неожиданно перехватила взгляд Хусты, колючий, жесткий, полный ненависти.

«Наверное, одна из его прежних подруг», — подумала Сальвадора, скользнув по ней равнодушным взглядом.

В этот момент подошел официант и, наклонясь к Мануэлю, сказал:

— По поручению вот той дамы: не хотите ли вы подойти к ее столику?

— Благодарю. Скажите этой даме, что друзьями.

Выслушав ответ, Хуста поднялась и направилась по коридору прямо к тому месту, где сидел Мануэль.

— Эта проститутка идет к нам, — сказала Игнасия.

— Может быть, ты узнаешь, что ей угодно, — насмешливо добавила Сальвадора.

Мануэль встал и пошел ей навстречу.

— Чего тебе? — резко спросил он. — В чем дело?

— Ничего особенного, — ответила она — Раз твои дамы тебя не пускают…

— Я сам не хотел.

— Кто эта, что сидит рядом с тобой? Возлюбленная? — И она указала на Сальвадору.

— Нет.

— Невеста? Парень, у тебя плохой вкус: она похожа на обломанную макаронину.

— Что еще скажешь?

— А этот волосатый?

— Мой брат.

— Очень мил. Художник?

— Скульптор.

— Все равно — художник. Он мне нравится. Познакомь меня с ним.

Мануэль смотрел на нее и не мог скрыть отвращения. Хуста стала похожа на отвратительное животное; лицо се сильно изменилось и приобрело тупое выражение, верхняя губа покрылась темным пушком, грудь и бедра очень раздались; все тело обросло толстым слоем жира, и даже взгляд, прежде живой и быстрый, казалось, заплыл салом и потух. Словом, у нее был вид самой заурядной девицы из того заведения, где обязанности исполняются без малейшего проблеска человеческого сознания.

— Где ты теперь живешь? — спросил Мануэль.

— На Королевской, в доме Андалузки. Цены умеренные. Пойдем?

— Нет, — сухо отрезал Мануэль и, повернувшись спиной, направился к своим.

— Настоящий цыганский тип, роскошная девица, — сказал горбун.

Мануэль только пожал плечами,

— Что ты ей сказал? — спросил Перико. — Она застыла как вкопанная.

Музыка не умолкала ни на минуту. Хуста, ее подруга и оба кавалера совсем разбушевались: они кричали, громко смеялись, швырялись оливковыми косточками.

Хуста не спускала глаз с Сальвадоры, буквально пожирая ее взглядом.

— Почему она на меня так смотрит? — со смехом в голосе спросила Сальвадора, обращаясь к Мануэлю.

— Откуда я знаю? — печально ответил он. — Уйдем отсюда.

— А по–моему, здесь неплохо.

— Вам было неприятно видеть, как я разговаривал с этой женщиной? — спросил Мануэль Сальвадору.

— Кому это «вам»? Нам с Игнасией? Вовсе нет, — живо повернулась к нему Сальвадора, и при этом глаза ее сверкнули.

Один из кавалеров увел Хусту танцевать и, когда они проходили мимо столика, за которым сидел Мануэль и его компания, позволил себе отпустить какую–то грубую шутку насчет шевелюры Хуана.

— Уйдем отсюда, — снова сказал Мануэль.

Уступая его настояниям, все поднялись, Хуан расплатился, и компания направилась к выходу.

— Смотрите, этот почтенный господин спрятал остатки обеда себе под сюртук, — громко сказал партнер Хусты, показывая на горбуна.

Перико уже готов был начать драку с обидчиком, но Мануэль схватил его за руку и потащил к выходу.

— За границей вряд ли можно встретить такое хамство, — сказал Хуан. — А здесь тебя оскорбляют запросто и делают все возможное, чтобы досадить.

— Темнота! — равнодушно отозвался горбун.