Алан Гленн - Американский орёл

- Святый Боже, - пробормотал Сэм.

- Часть денег уходит и на другие дела. Ты смышлёный парень, Сэм. Погляди на наш родной город и увидишь, куда они идут.

Сэм сначала не понял, к чему клонил Хэнсон, но потом догадался. Военно-морская верфь. Расширение флота. Новые здания, краны, доки...

- На армию? Так?

- В основном, - сказал Хэнсон. - Но и в другие места тоже. Строительство дорог и мостов. Президент и его ребята получают свою долю, равно как и Партия. Лонг - это жирный развратный пьяница, который, так уж вышло, является нашим президентом, и будет им оставаться в обозримом будущем. Но нас ждёт и другое будущее, и это человек в военной форме и с забавными усиками. Как только Гитлер разгромит Россию и отдохнёт, он обратит своё внимание по ту сторону Атлантики. Возможно, в то же самое время через Тихий океан будут смотреть его узкоглазые друзья из Токио. Так, что нам нужно подготовиться.

- Вся эта встреча между Лонгом и Гитлером. Дело же не только в деньгах. Мы запускаем свои авиационные и военные заводы, чтобы быть готовыми, так?

- Верно, - ответил Хэнсон. - И все эти бедные евреи - это наша основа. Наш способ профинансировать то, что можем... есть также и гуманитарная сторона.

Сэм рассмеялся.

- Гуманитарная? Вы с ума сошли?

- Нет, не сошёл. Каждый еврей, находящийся здесь - это спасённый еврей.

- Некоторые спасены. Тяжело работают, плохо одеты, скудно питаются...

- И всё же, спасены, в сравнении с тем, что ждёт их в Европе, - настаивал Хэнсон. Моргентау, хот и руководит программой, ему всё это тоже не нравится, но... гораздо лучше находиться здесь, тяжело работать и плохо есть, чем вернуться в Европу, на бойню.

Сэм молчал. Он не знал, что ещё сказать. Хэнсон вздохнул.

- Послушай, Сэм. Ты находишься в очень опасном положении. Теперь тебе известна одна из самых главных и жутких тайн страны. Ты должен сказать мне: что ты намерен делать с этим, если выйдешь?

- Ничего, - сказал Сэм, затем помолчал и добавил: - Какое-то время.

- В каком смысле? - резко бросил Хэнсон.

- В самом прямом, - ответил Сэм. Ему не нравились ни сладкие речи Хэнсона, ни удобство и чистота его формы. Сэм был уверен, что перед тем, как сюда явиться, его босс хорошо позавтракал. Он продолжил: - Может, буду сидеть тихо. Может, не буду. Возможно, американскому народу следует узнать, чем именно, блин, занимается его правительство и как оно обращается с беженцами. Возможно, им следует узнать, что эти бедолаги работают практически до упаду.

- Кто дал тебе право такое рассказывать?

- Я свободный американец, и это единственное право, что мне нужно.

Хэнсон покачал головой.

- Возможно, так и было сколько-то лет назад. Но не теперь. И ты делаешь допущение. Что выйдешь отсюда.

- Вы же не стали надевать форму и два часа трястись в поезде только лишь за тем, чтобы поговорить со мной, правда?

- Именно поэтому. Поговорить с тобой и посмотреть, насколько ты умён. Допустим, Сэм Миллер, паладин правды и защитник чего бы там ни было, рассказывает эту историю "Бостон Глоуб", "Нью-Йорк Таймс" или "Нью-Йорк Херальд Трибьюн". И что потом?

- Я не знаю.

Хэнсон сунул руку под мундир, достал пачку чёрно-белых фотографий.

- Я скажу, что будет потом. Хаос. Насилие. Лагеря будут раскрыты, и какая-то часть наших безработных ворвётся в эти лагеря, начнёт избивать и даже убивать евреев, за то, что те крадут у них работу за нищенскую оплату, которая, по их мнению, принадлежит настоящим американцам. Возможно, нападут на гетто в Калифорнии, Нью-Йорке и Майами, по всем Соединённым Штатам начнутся погромы. Это с одной стороны. С другой, сделка между Лонгом и Гитлером по поводу депортации евреев, уже заключена. Договор действует лишь пока остаётся в тайне, и как только тайна станет явью, Лонг отбросит её, как ту самую пресловутую горячую картофелину. Евреи останутся в Европе. Не будет больше никаких грузовых кораблей через Атлантику. Вот, что их ожидает. Глянь. Эти снимки мне передал один приятель из армейской разведки.

На первом снимке был изображён сельский пейзаж, холм с видом на большую яму. Там стояли немецкие солдаты с винтовками, они смеялись. На следующем фото был изображён строй людей, выставленных по росту. Мужчины с длинными бородами, юноши, бабушки, женщины, у некоторых на руках дети, юные девушки.

Все они были голые.

Очередная фотография, Хэнсон передавал их, словно какую-то безумную колоду карт. Большинство мужчин старалось держаться гордо, они прикрывали ладонями гениталии. Женщины одной рукой прикрывали низ живота, а другой грудь, некоторые прикрывали собой детей.

Ещё одно фото. Сэм силой заставил себя на него взглянуть. Немецкие солдаты ровно, по-военному, построились, винтовки вскинуты, и стреляют в раздетых мужчин, женщин и детей.

Их всех расстреливают. Сэм мог слышать лишь хруст фотокарточки. Большая часть раздетых мужчин и женщин падали лицом в яму, некоторые скорчились на земле. У горы трупов стоял офицер со служебным пистолетом в руке, из которого он целился кому-то в голову.

Последнее фото. Немецкий солдат, широко ухмыляясь, пинал окровавленный труп младенца, словно играл в футбол.