Александр Блок

Весны, дитя, ты будешь ждать —              Весна обманет.Ты будешь солнце на небо звать —              Солнце не встанет.И крик, когда ты начнешь кричать,              Как камень, канет.

Это голос безнадежности. Им подготовлено возвращение лейтмотива первой строфы:

О, если б знали, дети, выХолод и мрак грядущих дней!

Блоку суждено было его узнать. В «холоде и мраке» он задохнулся в 1921 году.

В 1913 году поэт заканчивает отдел «Возмездие». В виде эпилога к нему он помещает небольшую лирическую поэму «Как свершилось, как случилось?», в которой развивается тема его большой поэмы «Возмездие». Поэт был «беден, слаб и мал»; но ему открылась «тайна неких Величий». Недостойный страж, он не уберег врученных ему сокровищ (ср. в «Незнакомке»: «В моей душе лежит сокровище»). Толпы чудовищ набросились на него, и он пошел во вражеский стан:

Падший ангел, был я встреченВ стане их, как юный бог.

Так отмечен момент падения ангела в «сине-лиловые миры»: пророк превращается в поэта. Открывается «блистательный ад» искусства и «страшный мир» страстей:

Было долгое томленье.Думал я: не будет дня.Бред безумный, страстный лепет,Клятвы, песни, увереньяДоносились до меня.

«Ослепительные очи» влекут его в «чертог царицы». И вот – наступает возмездие: «Но не спал мой грозный мститель…» Поэт стоит перед людьми в ореоле своей гибели:

Не таюсь я перед вами.Посмотрите на меня:Я стою среди пожарищ,Обожженный языками

Преисподнего огня.

Трагическое лицо, просвечивавшее в стихах, статьях, письмах и «Дневнике», теперь открыто всё. Это лицо падшего ангела, обожженное огнем ада.

Отдел «Ямбы», посвященный памяти покойной сестры, Ангелины Александровны Блок, заканчивается в 1914 году. Поэт вспоминает о встрече с сестрой в декабре 1909 года в Варшаве, на похоронах отца:

Когда мы встретились с тобой,Я был больной, с душою ржавой.Сестра, сужденная судьбой,Весь мир казался мне Варшавой.

Черные ночи над Вислой, Варшава – «притон тоски и скуки», холод и бред. В эти страшные дни, у гроба отца Ангелина спасла его от отчаяния:

Лишь ты, сестра, твердила мнеСвоей волнующей тревогойО том, что мир – жилище Бога,

О холоде и об огне.

В стихотворении «Так. Буря этих лет прошла» поэт с негодованием отвергает соблазн успокоения и примирения. Его тревога была праведной: предчувствия его не обманули. Напрасно нашептывает голос искусителя:

Забудь, забудь о страшном мире,Взмахни крылом, лети туда…Нет, не один я был на пире!Нет, не забуду никогда!

Кричать о гибели, встречать грудью стужу, тревожить спящих, хранить «к людям на безлюдье неразделенную любовь» – проклятие пророка. Но отречься – нельзя.

Пускай зовут: Забудь, поэт!Вернись в красивые у юты!Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!Уюта – нет! Покоя – нет!

(«Земное сердце стынет вновь»)

В заключительном стихотворении «В огне и холоде тревог» – последнее утверждение «священной тревоги». В тоске поэта – не личные неудачи, не личный произвол. Не о себе он плачет: душа мира трепещет и рвется в его безумных песнях. Он видит:

…Всем – священный меч войныСверкает в неизбежных тучах.

Он чует, как в глубоких недрах зреет великое и роковое событие. Блок заключает классической строфой:

…Так точно – черный бриллиантСпит сном неведомым и странным,В очарованье бездыханном,Среди глубоких недр, – покаВ горах не запоет кирка.

Начатое в 1910 году, стихотворение было закончено в 1914-м, когда бездыханный сон мира был нарушен первым подземным толчком войны.

Отдел «Разные стихотворения» за трехлетие 1913–1915 годов обогатился восемью стихотворениями. Среди них стихотворение «Художник», посвященное тайне творчества и вдохновения, выдерживает сравнение с пушкинским «Поэт» и «Поэт и чернь».