Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

В тот год в большой квадратной комнате бывшего

Адмиралтейства 6 я увидел Блока. Он мало изменился со

дня его последнего выступления в Москве. Тот же как

бы загорелый цвет лица и грустное спокойствие во

взгляде.

Блок слушал горячие, искренние речи красивой моло­

дой женщины, писательницы Ларисы Рейснер. Она одна

из первых приветствовала социалистическую революцию

и мужественно держала себя на фронте гражданской вой­

ны. Она чувствовала, что имеет право говорить с Бло­

ком от имени революционного народа и требовать, чтобы

он поднялся над своей средой и своим окружением. Но

молодая женщина говорила с ним несколько возвышен­

но, пожалуй, даже напыщенно.

Блок помнил эту молодую женщину в ее девические

годы, он знал ее почти девочкой, поклонницей стихов

символистов и акмеистов, потом посетительницей литера­

турного кабачка «Бродячая собака», и, возможно, то, что

она говорила, показалось ему новым увлечением, и он

рассеянно слушал звонкие фразы о том, что в эту счастли­

вую эру от него ждут стихов, достойных эпохи.

И вдруг он сказал мягко, с грустной иронией:

— Вчера одна такая же, как вы, красивая и молодая

женщина убеждала меня писать нечто прямо противопо­

ложное...

И затем он сказал, что не видит разницы между

своей сегодняшней беседой и вчерашней.

Был в тот вечер еще один знаменательный разговор —

один поэт 7, не так уж давно изменивший свои политиче-

392

ские взгляды, на правах старого знакомства довольно

резко порицал Блока за то, что он не продолжает направ­

ления, принятого им в поэме «Двенадцать» и в «Скифах».

Что-то похожее на усмешку появилось в лице Б л о к а , —

может быть, ему пришли на память не так давно напи­

санные стихи его собеседника, стихи, в которых был не­

стерпимо шовинистический дух и к тому же упоение

«мощью» самодержца всероссийского 8.

Мы возвращались вдвоем в одном автомобиле, это

была машина штаба Балтийского флота, и за рулем сидел

матрос. Проехали пустынную Исаакиевскую площадь и

повернули в сторону бывшей Офицерской.

Я помалкивал из робости и потому, что боялся сморо­

зить глупость. Кто я был для Блока? Случайный знако­

мый, неизвестный молодой человек в солдатской шинели

и красноармейском шлеме-буденовке.

Блок огляделся очень внимательно, как бы изучая ма­

шину внутри. Потом долго смотрел сквозь стекло на ее ра­

диатор. Что-то в этой большой, сильной машине привлек­

ло его внимание. Может быть, два блестящих медных об­

руча на радиаторе, таких не было ни на одной легковой

машине в Петрограде.

— Чей это автомобиль? — неожиданно спросил Блок.

Я ответил, что это автомобиль штаба флота.

— Мне кажется, я его узнаю... Иногда в этой машине

приезжали в следственную комиссию по делам царских

сановников, летом в семнадцатом году.

И Блок опять замолчал. Мы продолжали мчаться во

мраке и холоде в щели Вознесенского проспекта, в зим­

нюю петроградскую ночь.

— Это «делонэ-бельвиль», — снова заговорил Б л о к , —

автомобиль бывшего царя... Да, именно так.

Не сказав более ни слова, он доехал до дома. Мы про­

стились.

Я ехал в сторону Невского и в недоумении размыш­

лял об этом странном разговоре. Помнится, я спросил у

матроса за рулем, правда ли, что это «делонэ-бельвиль»,

бывшая машина царя. Матрос сказал: «Правда».

Ночной разговор с Блоком имел неожиданное продол­

жение.

Мне случалось не раз бывать в Большом драматиче­

ском театре, которому теперь присвоено имя Горького.

Зимой 1920—1921 года здесь ставили пьесы Шекспира,

Шиллера. Блок работал в репертуарном совете театра.

393

Изредка я видел его на заседаниях, утомленного бес­

плодными спорами с самовлюбленными, самоуверенными

премьерами и премьершами театра. Мне казалось, что он

расточал себя в этих спорах, но его работа в театре как-то

заполняла его жизнь в те времена. Я видел его в полутем­

ном кабинете репертуарного отдела, среди книг и рукопи­

сей, в комнатке позади литерной ложи дирекции.

В зрительном зале обычно сидели простуженные, каш­

ляющие, усталые и полуголодные мужчины и женщины в

валенках. На этот раз в театре были красноармейцы и

моряки. С непосредственностью и сочувствием к Отелло

и Дездемоне они следили за тем, как Яго готовит им ги­

бель. «Новая, живая и требовательная аудитория», «мас­

са рабочих и крестьян»!.. Разве не о таких зрителях меч­

тал Блок в 1908 году?

Блок сидел в ложе дирекции и смотрел не на сцену, а

в зрительный зал, вглядываясь в молодые лица красноар­

мейцев. Все они были в шинелях — в театре было холодно

и сыро, пахло махоркой и мокрым шинельным сукном.

Блок протянул мне руку и опять стал глядеть в зал с

каким-то мучительным любопытством. В антракте я спро­

сил его, что он думает о пьесе одного драматурга — это

была довольно грубая антирелигиозная агитка, прислан­

ная в театр из театрального отдела Петросовета.

Блок ответил не сразу.

— Я этого не понимаю.

Спектакль продолжался, я собрался уходить и вдруг

почувствовал на своем локте руку.

Блок смотрел на меня каким-то странным взглядом.

— Я виноват перед в а м и , — сказал он.

Я не мог скрыть удивления. В чем он мог быть вино­

ват передо мной?

— Я сказал вам тогда в машине... о «делонэ-бель-

виль». Потом я подумал о том, что вы уехали один в эту