тившиеся после долгой разлуки.
Думаю, что, будь я знаком с Блоком до того много
лет, мы не могли бы сблизиться с ним так, как это про
изошло за несколько часов нашей первой встречи.
Увлекшись беседой со «старым гимназическим това
рищем», «старым другом», я забыл все наставления Ва
сильева, забыл, что «Блок — крупнейший поэт нашего
времени», забыл, что должен в чем-то извиняться, забыл,
про все на свете. Рядом со мной сидел друг, товарищ, с
которым было легко говорить, и я свободно, как близко
му, отвечал на вопросы о службе в армии, о Васильеве,
о Жевержееве, о нашей книжной лавке и о том, как она
возникла, и даже сам задавал вопросы поэту.
Рассказывая о лавке, о моих поездках в Москву за
новинками, я вспомнил о случайной встрече в лавке пи
сателей с Сергеем Есениным, о его укоризненных вопро
сах о Блоке, о том, что в Москве ничего не известно о
петербургских писателях, о том, что книг наших там
нет. Рассказал, что был в издательстве «Мусагет» —
искал там книги Блока, но ничего не нашел.
Заканчивая рассказ о наших безуспешных поисках
книг Блока, я наконец вспомнил, зачем пришел, и ска¬
з а л , что нам с Васильевым пришло в голову обратиться
к поэту с просьбой продать нам остатки авторских экзем
пляров, если такие имеются у автора. И, не дождавшись
ответа, я неожиданно выпалил свое сожаление, что
группа символистов распалась. По-моему, заявил я,
им следует вновь объединиться.
Александр Александрович слушал меня внимательно,
пока я рассказывал о себе, но, когда я высказал свои
262
суждения насчет объединения символистов, он посмот
рел на меня с удивлением и спросил:
— Вы думаете?
Этот вопрос еще больше подбодрил меня, и я безудер
жно понесся развивать свою идею-импровизацию, над
которой, признаюсь, до того и не думал.
Продолжая фантазировать, я заговорил о том, что
символистам хорошо бы объединиться вокруг своего жур
нала, организовать свое издательство.
Мои практические предложения вызвали в Блоке
еще большее удивление и интерес; он задавал мне все
новые и новые вопросы, желая поглубже проникнуть в
мой замысел, добраться до его корней.
Я говорил долго, говорил горячо, будто делился свои
ми заветными мыслями с Васильевым.
Не помню, на чем я остановился, чем исчерпал поток
своих «идей».
Впервые я встретил человека, который умел так вни
мательно, так уважительно, так увлеченно и заинтере
сованно слушать своего собеседника. Блок слушал так,
будто ваш рассказ открывал ему новые увлекательные
миры.
Вопрос «вы думаете?» произносился с искренним
удивлением. И чтобы подчеркнуть свой интерес к тому,
что говорит собеседник, чтобы поощрить его, Блок при
двигался к нему поближе и как бы говорил: «Я слушаю
вас внимательно, понимаю, сомневаюсь, но все, что вы
говорите, необыкновенно интересно, продолжайте, по
жалуйста».
Когда я закончил свою импровизацию об объеди
нении символистов, Блок не стал возражать мне, он
только мягко выразил сомнение в реальности моих про
ектов.
...Разговор с Блоком происходил в то время, когда в
среде литераторов еще не утихли страсти, вызванные по
явлением поэмы «Двенадцать».
Я не знал, что от Блока отвернулись многие писате
ли, среди которых были и его друзья. Не знал, что со
всем на днях близкий друг поэта, Владимир Пяст, в ка
ком-то общественном месте отказался пожать протяну
тую Блоком руку.
Не знал и того, что Александра Александровича все
это глубоко волнует.
263
И только позднее, когда я услышал об этом от самого
Блока, я понял, до чего несвоевременны и несуразны
были мои «идеи».
Мой первый визит на Офицерскую затянулся. Я был
так взволнован, так увлечен своими речами и так по
ощрен Блоком, что не заметил, как пролетело время, и
опять забыл, зачем пришел.
Прощаясь, Блок сказал, что будет думать о нашем
разговоре, просил позвонить ему и непременно зайти
еще.
Я уже повернулся, чтобы идти в переднюю, но Алек
сандр Александрович остановил меня и напомнил о кни
гах, за которыми я пришел. Он на минуту вышел и тут
же вернулся с аккуратно завязанным пакетом, который,
как видно, был приготовлен до моего прихода. Он ска
зал, что в пакете пять трехтомников стихотворений в
издании «Мусагет», что это пока все, что ему удалось
найти, но что где-то должны быть еще книги, которые
он постарается разыскать к моему следующему при
ходу.
Надо было заплатить за книги. Вспомнился Васильев
со своими рассуждениями. Сколько надо заплатить? Как
заплатить? А вдруг денег не хватит? Ведь мы не рассчи
тывали на такое количество — целых пятнадцать книг!
По нашим масштабам это было много. Что делать? Все
эти вопросы молнией пронеслись в голове.
Но не успел я закончить свои тревожные размышле
ния, как Блок прервал их и, как бы читая мои мысли,
сказал:
— Деньги вы можете принести в другой раз, когда
книги продадутся, пусть для меня будут такие же усло
вия, как и для Жевержеева. К тому же у вас будет повод
прийти еще раз, и тогда мы подробнее поговорим о ва
ших планах. И я о них подумаю.
Я все же настоял, чтобы Блок взял деньги, которые я
принес с собой, и обещал остальные принести после то
го, как книги будут проданы.
Трудно передать, что и испытывал, возвращаясь до
мой!