Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2 полностью

тившиеся после долгой разлуки.

Думаю, что, будь я знаком с Блоком до того много

лет, мы не могли бы сблизиться с ним так, как это про­

изошло за несколько часов нашей первой встречи.

Увлекшись беседой со «старым гимназическим това­

рищем», «старым другом», я забыл все наставления Ва­

сильева, забыл, что «Блок — крупнейший поэт нашего

времени», забыл, что должен в чем-то извиняться, забыл,

про все на свете. Рядом со мной сидел друг, товарищ, с

которым было легко говорить, и я свободно, как близко­

му, отвечал на вопросы о службе в армии, о Васильеве,

о Жевержееве, о нашей книжной лавке и о том, как она

возникла, и даже сам задавал вопросы поэту.

Рассказывая о лавке, о моих поездках в Москву за

новинками, я вспомнил о случайной встрече в лавке пи­

сателей с Сергеем Есениным, о его укоризненных вопро­

сах о Блоке, о том, что в Москве ничего не известно о

петербургских писателях, о том, что книг наших там

нет. Рассказал, что был в издательстве «Мусагет» —

искал там книги Блока, но ничего не нашел.

Заканчивая рассказ о наших безуспешных поисках

книг Блока, я наконец вспомнил, зачем пришел, и ска¬

з а л , что нам с Васильевым пришло в голову обратиться

к поэту с просьбой продать нам остатки авторских экзем­

пляров, если такие имеются у автора. И, не дождавшись

ответа, я неожиданно выпалил свое сожаление, что

группа символистов распалась. По-моему, заявил я,

им следует вновь объединиться.

Александр Александрович слушал меня внимательно,

пока я рассказывал о себе, но, когда я высказал свои

262

суждения насчет объединения символистов, он посмот­

рел на меня с удивлением и спросил:

— Вы думаете?

Этот вопрос еще больше подбодрил меня, и я безудер­

жно понесся развивать свою идею-импровизацию, над

которой, признаюсь, до того и не думал.

Продолжая фантазировать, я заговорил о том, что

символистам хорошо бы объединиться вокруг своего жур­

нала, организовать свое издательство.

Мои практические предложения вызвали в Блоке

еще большее удивление и интерес; он задавал мне все

новые и новые вопросы, желая поглубже проникнуть в

мой замысел, добраться до его корней.

Я говорил долго, говорил горячо, будто делился свои­

ми заветными мыслями с Васильевым.

Не помню, на чем я остановился, чем исчерпал поток

своих «идей».

Впервые я встретил человека, который умел так вни­

мательно, так уважительно, так увлеченно и заинтере­

сованно слушать своего собеседника. Блок слушал так,

будто ваш рассказ открывал ему новые увлекательные

миры.

Вопрос «вы думаете?» произносился с искренним

удивлением. И чтобы подчеркнуть свой интерес к тому,

что говорит собеседник, чтобы поощрить его, Блок при­

двигался к нему поближе и как бы говорил: «Я слушаю

вас внимательно, понимаю, сомневаюсь, но все, что вы

говорите, необыкновенно интересно, продолжайте, по­

жалуйста».

Когда я закончил свою импровизацию об объеди­

нении символистов, Блок не стал возражать мне, он

только мягко выразил сомнение в реальности моих про­

ектов.

...Разговор с Блоком происходил в то время, когда в

среде литераторов еще не утихли страсти, вызванные по­

явлением поэмы «Двенадцать».

Я не знал, что от Блока отвернулись многие писате­

ли, среди которых были и его друзья. Не знал, что со­

всем на днях близкий друг поэта, Владимир Пяст, в ка­

ком-то общественном месте отказался пожать протяну­

тую Блоком руку.

Не знал и того, что Александра Александровича все

это глубоко волнует.

263

И только позднее, когда я услышал об этом от самого

Блока, я понял, до чего несвоевременны и несуразны

были мои «идеи».

Мой первый визит на Офицерскую затянулся. Я был

так взволнован, так увлечен своими речами и так по­

ощрен Блоком, что не заметил, как пролетело время, и

опять забыл, зачем пришел.

Прощаясь, Блок сказал, что будет думать о нашем

разговоре, просил позвонить ему и непременно зайти

еще.

Я уже повернулся, чтобы идти в переднюю, но Алек­

сандр Александрович остановил меня и напомнил о кни­

гах, за которыми я пришел. Он на минуту вышел и тут

же вернулся с аккуратно завязанным пакетом, который,

как видно, был приготовлен до моего прихода. Он ска­

зал, что в пакете пять трехтомников стихотворений в

издании «Мусагет», что это пока все, что ему удалось

найти, но что где-то должны быть еще книги, которые

он постарается разыскать к моему следующему при­

ходу.

Надо было заплатить за книги. Вспомнился Васильев

со своими рассуждениями. Сколько надо заплатить? Как

заплатить? А вдруг денег не хватит? Ведь мы не рассчи­

тывали на такое количество — целых пятнадцать книг!

По нашим масштабам это было много. Что делать? Все

эти вопросы молнией пронеслись в голове.

Но не успел я закончить свои тревожные размышле­

ния, как Блок прервал их и, как бы читая мои мысли,

сказал:

— Деньги вы можете принести в другой раз, когда

книги продадутся, пусть для меня будут такие же усло­

вия, как и для Жевержеева. К тому же у вас будет повод

прийти еще раз, и тогда мы подробнее поговорим о ва­

ших планах. И я о них подумаю.

Я все же настоял, чтобы Блок взял деньги, которые я

принес с собой, и обещал остальные принести после то­

го, как книги будут проданы.

Трудно передать, что и испытывал, возвращаясь до­

мой!

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное