Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ)

Санька произнёс речь, обращённую к лекарю, мысленно, установив с ним защищённый и закрытый от других сущностей этой ноосферы, канал связи, вынеся его за её пределы. Его, разделённое на более чем десяток частей сознание, проанализировало ноосферу сущности, подселённой к знахарю и сделало определённые выводы, перенастроив систему безопасности. Оно же обнаружило и «показало» Саньке тот коридор, про который говорил Самуил, связывающий Саньку, как оказалось со старым миром.

Что это был за мир? Или это была просто дверь, открывающаяся в иное пространство и время, он пока не знал. Однако он воспользовался той «ноосферой», как локальным сервером связи, так как увидел, что и у Самуила связь с тем миром продолжала оставаться.

— Значит Самуила я выдернул не с «того света», а из «того мира»? — подумал Александр.

— Всё понял, великий государь, — совершенно серьёзно и с небольшим поклоном, «сказал» лекарь. — На полкорпуса находиться сзади царя?

— На корпус сзади царя. Докажешь, что готов, приближу. А сегодня просто поговорим. Расскажешь мне о том, что там твориться. А какой хороший разговор без хорошей выпивки?

— Понял тебя, государь. И не жалею, что раскрылся тебе.

— Так! Давай сначала обмоешься! Смердит от тебя!

— Не от меня, государь. От тела этого.

Царь отмахнулся и девки подхватили лекаря и окунув в кадушку с водой, прямо туда плеснули жидкого мыла. В четыре руки они сорвали с лекаря верхнюю одежду — сапоги он снял ещё на входе — выдернули из кадушки, сняли штаны и стали отмывать лекаря мочалом. Девицы работали словно профессиональная стиральная машина и уже через пятнадцать минут лекарь был чист и утомлён.

Царь, изредка поглядывая на процесс омовения, налил в гранёный прозрачный стакан из откупоренной бутылки спирта и опрокинул его в себя. Потом, не вдыхая, захватив щепотью квашеную капусту, посмаковал её, проглотил и только потом вдохнул. Приятное тепло скользнуло в желудок и растеклось по телу. Ещё одна щепоть кислой до оскомы капусты добавила блаженства. Царь почувствовал, что жизнь начала, вроде как, налаживаться и глубоко и медленно вздохнул-выдохнул.

Самуил Яковлевич укутался в большое покрывало и взглядом вопросил разрешение садиться.

— Присаживайся, эскулап, наливай, закусывай и рассказывай.

— Я сначала капусточки, с вашего разрешения, государь.

— Тут даже государям выкают, если только оскорбить хотят, — хмыкнул царь.

— Да, что ж такое?! — сокрушённо мотнул головой лекарь. — Снова не так.

— А вот, — развёл руками царь. — Больше молчи и слушай. Ты же, вроде как, говоришь, «путешествовал».

— Не особо прислушивался. Больше присматривался.

— На баб заглядывался? — усмехнулся Александр.

Лекарь смутился и налил себе в стакан спирту.

— Выпить-то можно? — спросил он.

— Пей, конечно, — кивнул головой царь. — Зачем же наливать, коли не пить. Ты в каком году оттуда пришёл?

Самуил выдохнул, крякнул, мотнул, словно лошадь, головой и, хлебнув заранее налитого квасу, обмяк.

— Благо-о-сть, — произнёс он.

— Вот! — ткнул в лекаря пальцем царь. — Уже по-нашему заговорил. Ещё по две-три дозы, и псалмы запоём! Хе-хе-хе!

— Псалмы — это вряд ли! — пробормотал хирург.

— Не перечь царю! — шутливо нахмурясь, «грозно» сказал Александр.

— Да ты деспот, — издеваясь, отреагировал мысленно лекарь.

— А ты думал! Тут иначе съедят в первый же день. Руки о твоё платье вытирать станут. Так и было с Иваном Васильевичем в детстве. Оттого он сильную обиду на Шуйских и Мстиславских затаил, да поквитаться не успел.

— Сейчас ты квитаешься?

— Вот ещё! Мне-то это зачем? Тех, кто меня пытался унизить уже нет, а остальные блюдят чин.

— Может ещё по одной? — спросил лекарь вслух. — Хороший у тебя, государь спирт. Я-то, как врач, в нём толк знаю.

— Пей-пей, да разум разумей. Не дурных люблю питухов. Сразу предупреждаю. Ты мне про житьё-бытьё своё расскажи. Я у тебя в больничке лежал в две тысячи шестнадцатом, а ты до какого дожил?

— До двадцать третьего.

— Ух ты! И как там? Кто президент?

— Президент тот же и дела те же, кроме войны с Украиной за Донбас.

— Ух ты! Решились, таки, наши! Молодцы! С четырнадцатого года ведь бандэровцы Донбас бомбили. И как, Киев взяли?

— При мне, ещё до Киева далеко было. Медленно там идёт. Вязнут наши. Или не торопится командование. Не знаю. Берегут и свой народ, и чужой. Да и зарылись там хохлы в землю глубоко. Шахты старые, да подвалы заводские… А может, бомб и снарядов не хватает. В Сирии ведь много потратили. А вдруг снова германцы полезут? Всё ведь нельзя тратить. Стратегический запас держать надо.

— Да-а-а… Промышленность стояла. Сталину вон сколько времени понадобилось, чтобы перестроиться…

— Не-е-е… Тогда по-другому было. Промышленность на войну работала с тридцатых годов, просто германец так шустро попёр, что заводы пришлось за Урал переносить. Вон, сталинградский тракторный не перенесли бы, потеряли бы нахрен.

— Верно…