Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ)

Санька тоже чувствовал себя возвышенно. Так он себя ещё никогда не ощущал. Да, ему, в общем-то, сон в последние годы не требовался. При необходимости он мог бдеть столько, сколько было необходимо. Но сейчас его наполнили совсем другие потоки. С каждым восставшим из мёртвых он словно обретал новое тело, такое же сильное, как и его собственное. Поначалу он наполнял мощи живительной силой, а после новое тело было способно питать его. Да так питать, что — о-го-го! Но сейчас Санька в этом потребность не ощущал и потому лишь удивлялся. А ещё, Санька заметил это во время полунощной молитвы в Вологде, ему показалось, что расширилась его ноосфера и, в частности, стал чётче просматриваться в ней его путь из «того» мира в «этот».

Саньке уже не приходилось напрягаться, чтобы видеть «тот» мир и не только видеть. Сеньке казалось, что если бы он только захотел, то он бы смог проявиться в «том» мире восстав из мёртвых. Он даже могилку свою нашёл на кладбище посёлка Вяземского. Его просто притянул к ней, едва он о ней подумал. Санька смотрел на буквы, которые слагались в его имя, понимал, что едва он захочет, как из той могилы восстанет. Однако Александр понимал и то, что восстав в своём теле, он станет в том мире изгоем.

А потому шальные мысли из своей головы прогнал, хотя, грешен был и он. Узнав о возможности вернуться в свой прежний мир, Санька подумал, а не сбежать ли из этого, ведь не понятно было, чем закончится противостояние добра со злом. Ох и не понятно. Не смотря на то, что сила его прирастала с каждым воскресшим, уверенности в собственной победе в Саньке как не было, так и не прибавилось.

А потому, осознав своё моральное падение, Санька призвал к себе силы духа и к утру им воспрянул. В Вологде он «насобирал» аж сто тридцать шесть праведных упокоенных и рать его значительно увеличилась. Увеличился и его «крестный ход», ибо и священники и простой люд, видевшие такое чудо из чудес вставали и шли вслед за ним, некоторые вместе со всем своим семейством и пожитками. Чаще всего скудными. Но были и купцы, отринувшие богатство, и Вологодский воевода и боярин Иван Андреевич Бутурлин преклонил колени и вознамерился было тронуться в путь за царём, но Санька не позволил.

— Кто путь до Архангельска охранять будет? — вопросил царь боярина и тот лишь покорно склонился.

Александр перестал скрывать свои силы. Чего уж таиться, когда он не стесняясь сглаза мёртвых из могил поднимает? И к нему потянулись скорбные телом и духом. Уходя на молебен, он осенял молящих у него милости крестом, и выходя из храма повторял манипуляцию осеняя ожидающую его толпу. Получив от царя силу, многие излечивались. Только язвенные и чумные, не сразу ощущали, что здоровы, и снова подходили. Но Санька таких отправлял со словами: «Здоров! Ступай! Не мешай другим!».

Крёстный ход двигался за царём, а царская кавалькада прираставшая в каждом городе и возросшая через десять дней до пятисот с лишком могучих ратников, была встречена в Ярославле такой толпой. Что пробиться сквозь неё не было никакой возможности, пока царь не воззвал. Только услышав просьбу Александра народ расступился и пропустил царя к воротам Спасо-Преображенского монастыря.

Проведя уже стандартные процедуры излечения страждущих и извлечения из могил праведников. Санька попросил Марту с отрядом не допускать беспорядков и половинить толпу, обеспечивая проезд царя и проход крёстного хода. Как крёстный ход поспевал за царским отрядом, Санька даже не заморачивался. Но он поспевал. Всё проходило перед Санькиными глазами словно в горячечном бреду. Но это точно был не бред, хотя Санька практически перестал спать.

Отряд кикиморок, потерявшийся в отряде царских праведников, выглядевшими в своих чешуйчатых доспехах, как «тридцать три богатыря», размноженные уже почти до двух тысяч, вступал в Москву под такой колокольный перезвон, что московские вороны падали замертво под ноги лошадям.

Алексей Адашев и Владимир Старицкий, оставленные царём управлять Москвой и предупреждённые гонцами, выехали навстречу царю и теперь въезжали в столицу с ним вместе. Ставши свидетелями восстания из мёртвых в Сергиевом Посаде и потом далее едва ли не на каждом встреченном погосте, они ехали не то чтобы понурыми, а сильно «пришибленными», так как были людьми, прямо сказать, не особо верующими. А тут у них на глазах многократно свершается чудо из чудес, предначертанное библейскими пророками. А они уж точно праведниками ну никак не были.

Вот они и думали, въезжая под перезвон колоколов в Москву, над своей посмертной долей и грустно у них было на душе. Особенно после разговора с царём, где Александр искренне признался им, что осенённый ангелами в понимании нашествия на Русь тёмных сил, был перенесён ими в Кирилов монастырь, где старцы надоумили его, что раз он осенённый, то пора поднимать праведников. Вот он и поднимает мёртвых, готовясь к последней битве.