Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ)

Кстати, заблокировал он Азе возможность блуждания по ноосфере и в прямом и в переносном смысле. Давал ранее, чтобы той легче было жить и управлять дворцовым хозяйством, а сейчас отнял. Снова Аза стала обычным человеком, наполненным и светлой и тёмной силой. Даже, сказать по правде, тёмной силы в Азе сейчас стало много больше. Оттого и оставил Санька рядом с ней «средства мониторинга», что опасался перехвата Азы темными силами. Да и перебросил он её подальше от себя по той же причине.

Эти мысли пронеслись в Санькиной голове почти мгновенно. Ещё он подумал, что на счёт Крыма ситуацию сильно приукрасил. Крым был в руках Гиреев и вырвать из этих рук никто не смог бы. Даже, наверное, султан. И торговый шёлковый путь Царь и Великий государь всея Руси контролировал только лишь потому, что удерживал Тамань и кораблями переправлял караваны на «большую землю», а именно на Большой тракт. По которому караваны шли за пороги на Хортицу и далее под охраной казаков Вишневецкого до Киева.

А другие купцы приходили на Тамань и кораблями доезжали до Ростова и далее поднимались по Дону до Воронежа. Правду сказать, сей путь для Ростова, Воронежа и других городков расположившихся по Дону имел для Саньки предпочтение. Даже больше чем через Астрахань по Волге. На Дону он мог обеспечить купцам полную безопасность провоза товара, а вот на Волге пока нет. Слишком активно вели себя ногаи, зимовавшие в низовьях Великой Реки и на левом, и на правом берегах.

— Так-то вот, други мои, — закончил царь доклад. — Теперь вы расскажите мне, как справились с бунтовщиками?

— Да, кхе-кхе, никак не справились. Сами они разбрелись по городам и весям. Пожгли и разорили, правда, в округе Москвы всё, что можно разорить и пожечь. Оттого сейчас и голодаем, а от голода спасаемся твоими дарами. Обезлюдела Москва. К тебе на Дон поуходили людишки.

— О том ведомо мне, но то не горе для вас, а радость. Не хватало ведь землицы, чтобы прокормить всех и крестьян и горожан. Теперича следует расписать крестьян в первую голову по государевым землям.

— Да, как же, государь?! — возмутились бояре. — А нам на что жить да войско содержать?

— А мне на что жить и войско содержать? Моё войско по более вашего будет. Кто из вас сотню ратных даёт?

Бояре потупили взоры.

— Давно уже от вас проку нет. Кто с десятком воюет, в кто и вовсе на войну не является. Да и грабите вы крестьян своих нещадно. Отчего они ко мне на Дон бегут? А от того, что не жирую я как вы здесь. Хлеб да каша — пища наша. А у вас? Докладывали мне, какие вы пиры в осаждённой Москве устраивали, когда народ крыс ловил и жрал. И по именно знаю, кто краёв не видит и о своём животе больше думает, чем о государстве. Хотите о себе думать — езжайте в Литву. Там вас встретят, обласкают сначала, а потом ограбят, как Горбатого-Шуйского. Дал ему Казимир вотчину, а соседи отняли. Горбатый к королю, а тот руки и развёл: Нет, говорит, у меня на них управы. Так и вернулся ко мне на Дон Шуйский. Да и Андрюшка Курбский… Хе-хе… Погулял-погулял по Литве, посмотрел, как православные церкви католикам отдают, да и вернулся обратно. Никого не держу, верите? Хоть все уходите, коли не нравится власть моя. А коли останетесь, то будете делать так, как я скажу.

— Да, как же, государь? — вскочил Басманов. — Верой и правдой служили, кровь проливали…

— Погоди, — остановил жестом вскрик Басманова царь. — Или я вас чем обидел когда рассчитывался за кровь вашу пролитую? И землями, и деньгами одаривал. Или нет?

Бояре потупились.

— Или вы теперь всю жизнь вспоминать про подвиги ваши прошлые будете? Заплачено за них уже сполна! Сейчас за что вас благодарить? Что вы жрёте и пьёте от пуза, да своих крестьян голодом морите? А в казну шиш, да маленько? Вон, Горбатый… Казань брал и Иваном Васильевичем одарен за то землями был изрядно, а потом? Только козни от него и склоки! И в итоге что? Сбежал! А кто его тиранил? Я? Адашев? Владимир Старицкий? Да, побойтесь Бога. Никто его не трогал и не думал даже. Указ на то мой был. Никому головы не рубить. Даже бунтовщикам, коих в полон возьмут. Если в битве не сгинут. В узилище — да. Но не более. Кстати, сколько у нас в узилище томится?

— Э-э-э… С десяток, наверное, — ответил Старицкий.

— Как живут? Не жалуются на содержание?

— Да, как им жаловаться, коли сами пожгли все веси, да крестьян полонили. Чем кормить-то.

— Но не померли?

— Не знаю, государь. Давно не проверял. Не до того было. Только-только разбежались последние воры от стен Московских. Как про тебя, про твою рать прознали, так и разбежались все.

Царь крякнул от неожиданности.

— Ну, ты, это, Андрейка, разберись уж… И доложишь. А сколько их было-то последних воров? — спросил неожиданно царь.

— Да немного. Несколько банд человек по сто вокруг Москвы бродили.

Царь удивлённо округлил глаза и аж привстал.

— Вот, мать вашу! Сто человек… Ну триста… Пусть пятьсот вы сами, бояре, не могли отогнать от Москвы.

— Так ведь, государь, — воскликнул Старицкий. — до этого три года отбивались. Много полегло ратников.