По традиции, идущей еще от Павла I, император присутствовал каждое воскресенье на разводе караулов. Церемония происходила обычно в одном из обширных манежей, которыми гордился петербургский гарнизон и где свободно могло бы построиться несколько эскадронов.
Царя окружала блестящая свита из великих князей и генерал-адъютантов. Иностранные послы были тоже в числе приглашенных. Из них в этот день присутствовали: генерал фон Швейниц, германский посол граф Кальноки, посланник Австрии и французский посол генерал Шанци.
Во время парада царь удостоил каждого из присутствующих любезной улыбкой или дружеским словом. Давно уже у него не было такого спокойного и непринужденного вида.
После парада Александр отправился в Михайловский дворец к своей любимой кузине великой княгине Екатерине, где выпил чашку чаю.
В четверть третьего он снова сел в карету и поспешил в Зимний дворец, сопровождаемый той же охраной. По Инженерной улице кортеж доехал до набережной, обычно пустынной, расположенной между Екатерининским каналом и садами Михайловского дворца.
Имея, таким образом, перед собой большое пространство, орловские рысаки царского экипажа пошли полным ходом, так что сопровождавшие его казаки принуждены были галопом следовать за ним.
Несколько полицейских агентов, расставленных там и тут, наблюдали царский проезд. Мальчуган, тащивший по снегу небольшую корзину, офицер, два-три солдата, какой-то молодой человек с длинными волосами и с маленьким свертком в руке – и больше никого на этой широкой, тихой улице.
Как раз в ту минуту, когда царская карета поравнялась с молодым человеком, он бросил свой пакет под ноги проезжавшим рысакам.
Страшный взрыв, густое облако дыма и снега, звон стекол и треск дерева, наконец, крики и стоны… – и зрелище предстало во всем своем ужасе.
Двое казаков и мальчик, тащивший корзину, были распростерты на земле. Рядом лежали убитые лошади. Задняя часть кареты была вывернута. На снегу темнели лужи крови и валялись осколки выбитых стекол.
Император, который остался цел и невредим, поспешил к раненым. Но уже со всех сторон сбегался народ. Соскочивши с саней, полицейские чины схватили покушавшегося, который упал, пытаясь бежать.
Полковник Дворжицкий, начальник эскорта, умолял царя сесть в сани и уехать как можно скорей. Но Александр хотел видеть анархиста, которого толпа грозила растерзать.
Когда он приближался к преступнику, кто-то из толпы спросил испуганно:
– Вы не ранены, ваше величество?
Царь ответил:
– Нет, со мной ничего не случилось, слава Богу.
Тогда покушавшийся поднял на него глаза и со злой усмешкой крикнул ему:
– Не слишком ли рано вы благодарите Бога?
В ту же минуту какой-то неизвестный, стоявший у перил канала в двух метрах от царя, бросил что-то в воздух. И второй громовой взрыв поднял новый вихрь дыма и снега.
Когда облако рассеялось, увидели на земле среди прочих жертв Александра II. Он пытался приподняться, опираясь на руки; лицо его было окровавлено, пальто изорвано, ноги обнажены и раздроблены. Кровь ручьем текла из его ран, кругом валялись клочья вырванного мяса. Его открытые глаза ничего не видели, губы бормотали бессвязно:
– Помогите мне… Жив ли наследник?.. Снесите меня во дворец… Там умереть…
С большим трудом царя уложили в сани полковника Дворжицкого и отвезли в Зимний дворец.
Княгиня Юрьевская спокойно сидела у себя, в шляпе и в пальто, ожидая возвращения мужа, когда вбежавший слуга испуганно крикнул:
– Идите скорей, княгиня, его величеству плохо.
Ни на минуту не теряя присутствия духа, Екатерина Михайловна подбежала к шкафу с лекарствами. Передав слуге несколько пузырьков с медикаментами, которыми Александр иногда пользовался, она быстро спустилась в кабинет императора.
Как раз в это время туда входил мрачный кортеж. Казаки опустили свою бесчувственную, окровавленную ношу на кровать, выдвинутую на середину комнаты.
Екатерина Михайловна, не растерявшись, давала необходимые распоряжения, сама принимая участие в оказании помощи раненому. Она растирала ему виски эфиром, подносила к его губам кислородные подушки, помогала даже хирургам накладывать повязки на ноги, чтоб приостановить беспрерывное кровотечение.
Прибывшие члены императорской семьи уступили княгине Юрьевской первое место у постели умирающего. Дыхание все реже вылетало из его груди и зрачки уже не реагировали на свет.
Воспользовавшись минутой, когда, казалось, он приходит в себя, протоиерей Рождественский дал ему последнее причастие. Затем царь снова впал в полное бесчувствие.
В половине четвертого Александр скончался, и руки женщины, которую он так любил, закрыли ему глаза навсегда.
В ту же минуту, согласно существовавшим законам, цесаревич становился императором. Ему представился случай тотчас же проявить свою власть.
В то время как слуги приступали к последнему туалету усопшего, граф Лорис-Меликов просил его распоряжений по делу, не терпящему ни малейшего отлагательства. Министр спрашивал Александра III, должен ли он согласно инструкциям, полученным накануне, велеть опубликовать завтра в официальном органе врученный ему царем манифест.