Александр II

В мартовской книжке «Современника» появилась полемическая заметка «Научились ли?» по поводу студенческих беспорядков. В ней Чернышевский защищал студентов от упреков в нежелании учиться. По его логике, они всегда хотели учиться, но им мешали стеснительные университетские правила. Эта заметка читалась на студенческих сходках как лучшая защита их требований, для властей же опасное влияние литератора на молодежь становилось все более очевидным.

Давно уже Чернышевский перестал находить положительное в деятельности правительства. Конечно, он не призывал к революции, он не мог этого сделать в подцензурной печати, но знаменательны такие его рассуждения в связи с книгой американского экономиста Кэри: «…Исторический путь не тротуар Невского проспекта, он идет целиком через поля то пыльные, то грязные, то через болота, то через дебри. Кто боится быть покрыт пылью и выпачкать сапоги, тот не принимайся за общественную деятельность… Правда, впрочем, что нравственную чистоту можно понимать различно…»

Это не политика, это только о морали, о новой морали, новой нравственности, противостоящей и отвергающей мораль народную, христианскую. Молодежь жадно читала и обсуждала, каковы же практические выводы, что делать?…

В свою очередь умеренная профессура пыталась вернуть студентов к их настоящему делу, к их главной цели – науке. Профессор Костомаров организовал в начале 1862 года в здании Петербургской думы так называемый «Вольный университет», который посещали как студенты, так и все желающие – офицеры, дамы, чиновники, молодежь разных сословий. Но и этот университет был закрыт в марте из-за скандала.

Повод, по мнению студенческих вожаков, был серьезен: Костомаров отказался допустить на лекции обсуждение вопроса о протесте по поводу высылки профессора Павлова. Когда во время лекции стали собирать пожертвования в пользу Павлова и потребовали громко и нагло, чтобы Костомаров прекратил лекцию, он не согласился и назвал демонстрантов «теперешними Репетиловыми и будущими Расплюевыми».

Возмутилось и вознегодовало свободолюбивое студенчество, не терпевшее критики. Поднялся такой шум и гвалт, крики, угрозы, что побледневший профессор, недавний кумир студенчества, вынужден был уйти, а полиция на следующий день закрыла его университет. Костомаров подал в отставку.

10 июня в «Санкт-Петербургских ведомостях» было опубликовано его письмо. Излагая историю «Вольного университета», Костомаров писал, что после скандала он получил 24 письма ругательного содержания без подписи, «писанных без сомнения все теми же передовыми представителями молодого поколения. В них мне грозили свистками, ругательствами, мочеными яблоками и даже палками, если я когда-нибудь взойду на профессорскую кафедру. Конечно, меня не устрашили эти угрозы. Их исполнители замарали бы не меня… Стыд и срам этим передовым представителям молодого поколения; но еще более стыд и срам тем писателям, которые укрывают, искажают и перетолковывают в их пользу проявления пошлого мальчишества». «Надобно сделаться достойными свободы, – заключал Костомаров, – покидать дедовские привычки барства и холопства».

Но кто же те «писатели»? Костомаров и Никитенко открыто осуждали Петра Лаврова, неприлично льстящего молодежи, а он был не один. В прокламациях «Великоросса» и «К молодому поколению» открыто провозглашалась революция. Немало «передовых» и «свободомыслящих» старательно раздували пожар, в котором пришлось сгореть их потомкам.

Глава 3. Пожары

1

Второй год новой, послекрепостнической эры начался скверно.

Прекраснодушные мечтания умеренных либералов о сплочении всех «передовых сил» общества для продолжения реформ рухнули. Раскол, постоянно деливший «передовые силы» по различным второстепенным вопросам, произошел по вопросу кардинальному, наисущественнейшему.

Тихий летописец эпохи профессор Никитенко 20 февраля 1862 года закончил для валуевской «Северной почты» статью о прогрессе, конец которой вылился в сильную критику «наших крайних прогрессистов». Будучи врагом всяких резкостей в печати, Никитенко сам снял несколько страниц, ограничившись легким упоминанием о существующем течении. Его отступление объяснялось не столько осмотрительностью – он не желал быть превратно понятым. Его приятель Иван Александрович Гончаров не раз советовал быть «осторожным», ибо многие порицали Никитенко за осуждение действий студентов.