Искали что-нибудь, но горничная Дуняша успела выбросить в траву портфель с письмами Герцена и его фотографическими карточками.
Толстой пожаловался царю на произвол жандармов, но ответа не получил. Видимо, князь В.А. Долгоруков убедил Александра Николаевича в основательности действий офицеров корпуса жандармов.
Вторым объектом пристального внимания III Отделения была зарубежная дворянская оппозиция, и не только Герцен и Огарев, за которыми постоянно смотрели внимательные наблюдатели. Неприятностей ждали и от князя Петра Долгорукова, от обиды, что не получил место министра внутренних дел, ставшего принципиальным борцом против нынешнего правительства. Опасность, по мнению Долгорукова Василия, заключалась в возможности соединения заграничной, «герценовской» агентуры с оппозиционным дворянством. В 1861 году неукротимый Михаил Бакунин бежал из Сибири и присоединился в Лондоне к герценовской компании с несомненной целью раздувания в России пожара революции.
А вот внутреннее разночинско-студенческое течение при всем его крикливом и вызывающем тоне было сочтено менее опасным, ибо основывалось всего на радикальных идеях – мальчишество-с… С логической точки зрения рассуждения были правильны. История показала, что они оказались ошибочны.
Был один пункт, в котором сходились взгляды и царя, и писателя-патриота Льва Толстого, и революционера Герцена. Этот пункт – Россия, Русское государство. Каждый из них по-своему понимал и любил Россию, но даже для неистового Искандера не могли умереть идеалы национальной войны 1812 года. Невеселый опыт жизни на Западе внушил ему омерзение к мещанскому идеалу западного мира, духовному тупику европейского прогресса.
А им противостояли люди, напрочь лишенные того светлого чувства любви к родине, которое в русском народе было естественным, как дыхание, неизменным, как сыновняя любовь. Эти люди поставили своей задачей борьбу с государством, точнее – разрушение существующего государства, нимало не задумываясь о будущей судьбе России, скрепленной и живущей силой этого государства.
2
В то время прокламации распространялись с большой смелостью и довольно открыто. При встрече двух знакомых один на вопрос другого, отчего это карман оттопыривается, спокойно отвечал: «А это прокламации». Нередко днем или вечером в прихожей раздавался звонок и некто, случалось, что и знакомый, совал прислуге или вышедшим хозяевам пачку листков. Прокламации рассовывали по карманам. Велико бывало удивление хозяев шуб и шинелей, вдруг обнаруживавших у себя антиправительственные воззвания.
С осени минувшего года прокламации стали появляться на афишных тумбах, на стенах концертного зала, на креслах Большого театра, а то рассказывали, что ясным днем по Невскому на белом рысаке ехал какой-то барин в цилиндре и разбрасывал тонкие листочки направо и налево.
Распространялось печатное издание «Великоросс» прямо с конституционными требованиями. В апреле разным начальственным лицам была прислана по городской почте пародия на Манифест 19 февраля. В III Отделении заподозрили в авторстве Чернышевского, но доказательств не нашли. Впрочем, установили за ним секретное наблюдение.
Весной Александр Николаевич открыл одно из заседаний Совета министров напоминанием о соблюдении тайны насчет того, что в Совете происходит.
– …А то, изволите видеть, в последнем «Колоколе» перепечатали все мною сказанное в прошедшем заседании по крестьянскому делу! – и он бросил на стол журнал.
В империи исчез страх, на котором держалось все при батюшке. Царя и царской власти люди не страшились, и ведь это было благом, этого он сам хотел. Но хотел и другого – уважения и доверия, а их не было. На поверхность выбилась наглая дерзость. Князь Долгоруков доложил, что следственный пристав Путилин поймал вора, укравшего часовую цепочку, а тот предлагает под условием освобождения раскрыть истину насчет распространения возмутительных листков и указать всех главных участников дела.
– …Но наверняка врет мошенник! – заключил Василий Андреевич.
Масштабы явления оказались настолько велики, что полицейская власть решительно растерялась. Когда же в начале сентября по городу было разослано печатное воззвание «К молодому поколению», по мнению благонамеренных людей, самого возмутительного содержания, арестовали литератора Михайлова по подозрению в привозе его из-за границы.
Александр Николаевич несколько раз прочитал принесенную Долгоруковым прокламацию, мрачнея от верности критических пассажей то ли Герцена, то ли наглых молокососов: «…Правительство наше, вероятно, не догадывается, что, положив конец помещичьему праву, оно подкосило свою собственную императорскую власть… если царь не пойдет на уступки, если вспыхнет общее восстание, недовольные… придут к крайним требованиям…»