Александр II

– Супружество имеет много утешений, но сопровождается и многими тревогами и скорбями, иногда очень глубокими. Имейте это в мысли, чтобы когда придет что подобное, встречать то не как неожиданность… Развод не вовсе запрещен Господом. Если супруги не соблюдают верность друг другу, то связывать их неудобно… В любви есть толк, если есть надежда. Тогда можно и подождать. Иначе не любовь, а страсть и злая болезнь сердца.

7

Есть в Верхнем парке Петергофа вблизи дороги, ведущей в Красное Село, небольшой павильон, украшенный парными колоннами и стоящий среди густой зелени наподобие бельведера. Название ему было Бабигон. В середине лета здесь прохладно от ветра с залива и высоких лип. Александр Николаевич очень любил липовый цвет и с наслаждением вдыхал липовый дух, от которого, кстати, совершенно проходила его астма. Павильон был не то чтобы заброшен, но не в чести у царской семьи, редко посещался. Впрочем, садовники исправно смотрели за порядком, газоны были ровны, розовые кусты в порядке, и тягучий аромат чайных роз, больших, белых, пунцово-красных и алых, постоянно витал там. Там всегда было тихо. Жужжали шмели и пчелы, по утрам и к вечеру птичье племя подавало голос, в просторной тишине по утрам было слышно, как спешили по утрам в полк гвардейские офицеры, со станции железной дороги по три раза в день доносились свистки и гудки паровоза.

Сюда, в павильон Бабигон, в полуденный час июльского дня под густой вуалью пришла взволнованная княжна Долгорукая, и здесь она отдалась нетерпеливому Александру. Влюбленные знают, что бывают иные часы, пролетающие как минуты. Так минуло и их время. Княжне надо было возвратиться в дом брата, где ее сторожила золовка. Оба не хотели расставаться. Она с удивлением поняла, что государь действительно любит ее, и ее сердце открылось навстречу его чувству, тем более что он оказался чрезвычайно ласков, добр, нежен…

На пороге комнаты он отвел ее руку, когда хотела опустить вуаль, и, прямо глядя в глаза, сказал, что отныне считает ее перед Богом своей женой, хотя сейчас не свободен, и обещает навеки соединить их судьбы, когда станет возможным.

Она не сознавала, как прошла длинную тенистую аллею, как генерал Рылеев в сюртуке без погон подсадил ее в коляску, как приехала домой, легла и тут же заснула.

Она пришла в Бабигон на следующий день и стала приходить часто.

Так прошло лето. Осень набегала косматыми серыми тучами, помрачнел залив и высокие серо-зеленые волны с белыми гребешками неприветливо накатывали на берег. Птицы умолкли, розы увяли. Двор переехал в Петербург.

Где было им встречаться? Ездить куда-либо часто он не мог, затем, что всегда был на виду. Она – другое дело. Но куда?… Огромный Зимний дворец был в его распоряжении, дворец, который он любил и хорошо знал.

Дежурные офицеры и часовые в парадной форме вытягивались по стойке «смирно» при его приближении. Он пересек галерею героев войны 1812 года и ступил в огромный Георгиевский зал… Хорошо бы с Катей сделать тур вальса, она, верно, хорошо танцует… Конечно, в парадных покоях второго этажа им было не укрыться, но вот первый этаж… Он приказал коменданту дворца разузнать, и тот спустя день доложил: точно, есть пустые помещения, более или менее подходящие, но одно особенно удобно: возле лестницы и вблизи подъезда со стороны Адмиралтейства, одна комната побольше, другая поменьше. Правда, имеется и некоторое неудобство…

– Какое же?

– В большой комнате почил в Бозе государь Николай Павлович.

– Вечером покажешь мне.

Он посмотрел комнату, столь памятную ему, и вполне оценил старание генерала. Вечером княжне Долгорукой был передан ключ от особенного подъезда, выходящего на Адмиралтейскую площадь. Шторы, портьеры, кресла были заменены, на стены повешены виды Италии. В низком шкафчике стояли бутылки вин, коробки конфект, на круглом столике, крытом бархатной скатертью, – ваза с яблоками, грушами и виноградом.

Влюбленным было хорошо в этом тесном и уютном гнездышке. Он приходил раньше и ждал милого стука каблуков сначала по плитам лестницы, а потом по паркету коридора. Александр Николаевич с умилением услышал обращение к себе на ты. Он открыл вновь, как приятно подчиняться прихотям и желаниям любимой, уступая ее слабостям и посмеиваясь над ними. Пылкий и страстный по природе, он скоро расшевелил ее чувственность, их свидания пролетали как одно мгновение, вино им не нужно было.

Нет ничего тайного, что рано или поздно не сделалось бы явным. О новой связи государя узнали. Шепотом обсуждали среди своих, не одобряя государя, но и сожалея о бедной государыне, и осуждая жену князя Михаила Михайловича за содействие в этой связи, со злорадством отмечая, что вдруг князь Михаил и княгиня Вулькано, а заодно и княжна Долгорукая стали получать приглашения на все без исключения церемонии в Зимнем дворце.