Александр II

Франко-прусская война усилила внимание к проблеме армии. Милютин с некоторым удивлением отмечал, что вечный его оппонент в Совете министров Рейтерн уже не столь яростно возражает против увеличения ассигнований на нужды военного министерства. Прошедшая за несколько месяцев перекройка карты Европы с очевидностью показала всем, что возможны всякие пертурбации и следует готовиться к худшему, чтобы не оказаться в положении наполеоновской Франции.

Милютин вновь поднимает вопрос о введении всесословной воинской повинности и получает неожиданную поддержку от Петра Александровича Валуева. Разные это люди и по характерам и по взглядам, но оба думали о благе России и пеклись о ее интересах. Находясь летом 1870 года в Европе, Валуев был свидетелем молниеносного разгрома Франции, своими глазами видел отличную организацию германских войск, давивших противника не только своей численностью, но и высоким уровнем подготовки. В Пруссии давно была всеобщая воинская повинность – не пора ли ввести ее и у нас? С этим вопросом Валуев пришел к Милютину.

– Петр Александрович, без всякого сомнения, такое решение вопроса было бы самым рациональным, – с готовностью отвечал Милютин. – Но едва ли можно рассчитывать на успех, если инициативу я приму на себя. Вы знаете, достаточно моего имени в этом предложении, чтобы оно было признано новой революционной мерой.

Оба понимали, что сильным противником Милютина будет граф Петр Шувалов, и потому договорились действовать как бы в обход военного министерства. Через несколько дней Валуев передал для Александра II записку, озаглавленную «Мысли невоенного о наших военных силах» и заключавшую важнейшую мысль: необходимо немедленно приступить к увеличению вооруженных сил на основе введения всеобщей воинской повинности.

На следующий день при докладе военного министра Александр показал Милютину свою резолюцию на записке: «Совершенно совпадает и с твоими и моими собственными мыслями, которые, надеюсь, и будут проводиться в исполнение по мере возможности». Так была начата работа по завершению военной реформы в России.

Дмитрий Алексеевич предполагал, что дело пойдет нелегко, что противников будет немало, но не думал, что так много сил придется каждодневно тратить на сущие пустяки. В поход на Милютина объединился с графом Петром Шуваловым старый недруг фельдмаршал Барятинский. На страницах газет «Русский мир» и «Московские ведомости» начинается ожесточенная критика всех мероприятий военного министерства. Фактическую травлю Милютина возглавили отставные генералы – Ростислав Фадеев и Михаил Черняев.

Конечно, можно всю эту закулисную возню сановников и их клевретов против военного министра отнести к неизбежным издержкам функционирования административного мира. И все же дело обстояло серьезнее. Братья Шуваловы (Петр – шеф жандармов и Павел – начальник штаба гвардейского корпуса) находились в самых дружеских отношениях с германским посланником принцем Рейссом, который в свою очередь имел немалое влияние при дворе и на самого государя, действуя исключительно в пользу Пруссии. В сущности, вся шуваловско-барятинско-рейссовская партия орудовала, сознавая или не сознавая это, под дудку Бисмарка, который боялся развития военных сил России и усиления национального направления в ее политике. В Берлине Милютина считали «врагом Германии номер один».

Но военный министр не собирался уступать просто так. Он пошел известным путем – создал комиссию по введению воинской повинности и по созданию резервных войск. К началу 1872 года были подготовлены соответствующие документы, но Александр Николаевич не торопился с их принятием. Антимилютинская пропаганда, доносившаяся до него из дворца, из аристократических салонов, из гвардейских полков и даже со страниц газет, возымела свое действие. Он перенес на год созыв секретного совещания по военным делам.

Возможно, Дмитрию Алексеевичу вспомнился опыт брата Николая, только что скончавшегося после тяжелой и долгой болезни, как тот проталкивал через петербургские рифы и мели статьи крестьянского манифеста. Князь Барятинский приехал в Петербург летом 1872 года и сразу столковался с близкими по духу людьми. Его позицию разделяли второй русский фельдмаршал граф Федор Федорович Берг и великие князья – братья государя Николай и Михаил. Казалось, что Милютину никак не устоять.

Тем не менее он принимал участие во всех церемониях во время пребывания в Санкт-Петербурге в апреле 1872 года германского императора. День за днем устраивались парадные учения и разводы, коронованные дядя и племянник посещали смотры войск и балы. На обеде в Зимнем дворце на 600 приглашенных оба императора провозгласили спичи в том духе, что их дружба обеспечивает мир Европы. Вильгельм I принял русского военного министра.

– Я доволен, – сказал он мягким тоном, – что побывал в Петербурге и мог собственными глазами убедиться, как несправедливы были доходившие до меня слухи, будто русские войска запущены, будто они уже не в таком блестящем состоянии, как прежде.