Александр II

А то мать жаловалась на неверие сына, который стал прятать иконку перед приходом товарищей. Владыка Феофан успокаивал: «…Скажите ему, что и все может прятать… А когда не удастся, пусть все внутренне делает, пусть в душе к Богу обращается и молится… И это настоящее будет Богу угодное дело».

Конфликты «отцов и детей» стали обычными. Семьи распадались на «идейной основе», хотя случались и иные причины для ухода из дома. В январе 1870 года весь Петербург обсуждал побег дочери почтенного семейства коменданта Петергофа А.М. Евреинова в Женеву – к революционерам. В действительности на красивую дочь коменданта стал заглядываться известный «знаток» великий князь Николай Николаевич, вознамерившийся приволокнуться. Отец был вовсе не прочь от ухаживаний царского брата, было даже лестно… Дочка в отчаянии собралась топиться, но подруга Соня Ковалевская посоветовала в письме: «чем топиться, лучше ехать учиться». За границей обучались многие, но многие же подпадали под влияние революционной пропаганды.

В официальном Петербурге наконец сообразили, что не стоит самим выталкивать молодежь из страны. Правительство потребовало, чтобы русская молодежь прекратила слушания лекций в Цюрихском университете и к 1 января 1874 года вернулась домой. С одной стороны, в заявлении правительства содержалась угроза о невозможности для вернувшихся позже устроиться в России, с другой – было обещано организовать высшее женское образование помимо существовавших Аларчинских курсов в Петербурге и Лубянских в Москве.

Но по-прежнему в университетских центрах России возникают молодежные кружки, куда входят не только студенты. Там читают «прогрессивные» книги и статьи, там все придерживаются «демократических убеждений», там все – «критически мыслящие личности». Члены кружка, мужчины и женщины, были тесно спаяны между собой общностью цели. Там царили взаимное уважение и личная дружба, но и в их основе лежало зло.

Постепенно кружки стали соединяться в некое более серьезное образование. Правда, мешали жандармы. Аресты в Петербурге в конце 1873 года и в марте 1874 года привели к резкому ослаблению революционеров-народников. Тогда те перенесли свою пропаганду в деревню. К этому призывал молодежь не только Бакунин, но и другой властитель незрелых умов – Петр Лаврович Лавров.

В страну нелегально переправлялся отпечатанный в Цюрихе журнал «Вперед!», в котором Петр Лаврович писал: «Мы зовем к себе, зовем с собою всякого, кто с нами сознает, что императорское правительство – враг народа русского; что настоящий общественный строй – гибель для России. Всякий, разделяющий наши мнения, обязан быть в наших рядах…» для подготовки в самом народе неизбежной революции. Принципиальное расхождение двух зарубежных теоретиков революции состояло в определении сроков: Бакунин считал, что звать к мужицкому бунту надо немедленно, а Лавров советовал подождать.

Цену этим теоретическим рассуждениям молодые, доверчивые юноши и девушки узнали непосредственно от самих мужиков. Те в лучшем случае от них отмахивались, а чаще звали станового или старосту. К величайшему удивлению «народников», оказалось, что сам народ вовсе не стремится встать на борьбу с правительством. Часть молодежи одумалась, а другая часть прислушалась к неистовому крику из-за рубежа.

Петр Ткачев в изданной в Женеве брошюре резко осудил Лаврова за его «утопический путь мирного прогресса» и призыв молодежи к «накоплению знаний» – ведь о том же печется и правительство! Не мир, но меч предлагал Ткачев: настоящий революционер, по его убеждению, «тем-то и отличается от философа-филистера, что, не ожидая, пока течение исторических событий само укажет минуту, он выбирает ее сам», поскольку «признает народ всегда готовым к революции». Непосредственного отклика идеи Ткачева тогда не вызвали, однако молодые умы были вспаханы, семена брошены, и нужно было ожидать всходов.

За тридцать лет до того гениальный юноша Лермонтов уже описал пролет демона над нашей землею, провидчески указал и силу зла, и его слабость. Все люди появляются на свет чистыми и открытыми добру. Те, кто поддаются духу злобы и сомнения, «все благородное бесславят и все прекрасное хулят», приходят к раздуванию мятежных стихий и «неизменности в злобе» ради свободы.