Александр II

Группа из шести человек во главе с В. Осинским установила наблюдение за Треповым и разрабатывала план покушения. Стоит пояснить, что кружок Валериана Осинского и Дмитрия Лизогуба, нацеленный на террор, действовал с осени 1877 года в Киеве, и Засулич не могла не знать о его существовании.

Между тем сам Трепов, при всем своем самодурстве, сознавал некоторый перехлест в своем приказании и на всякий случай решил посоветоваться с известным судьей А.Ф. Кони, но тот не приехал на его зов. Тогда Трепов получил задним числом санкцию министра юстиции Палена.

Пален заявил Кони в ответ на возмущение действиями градоначальника:

– Ну и что же из этого? Надо послать пожарную трубу и обливать этих б… холодною водою, а если беспорядки будут продолжаться, то по всей этой дряни надо стрелять! Надо положить конец всему этому.

– Это не конец, а начало, – устало сказал Кони, сознавая бессмысленность спора. – То, что произошло, – политическая ошибка.

Это же он повторил приехавшему к нему Трепову. Заметим, что шестидесятипятилетний градоначальник не посчитал зазорным приехать за советом к тридцатипятилетнему юристу, ибо был всерьез обескуражен последствиями своего приказа.

Выслушав Кони, Трепов покачал головой:

– Клянусь вам, Анатолий Федорович, – сказал Трепов, вскакивая с кресла и крестясь на образ в углу, – клянусь вам вот этим, что если бы Пален сказал мне половину того, что говорите вы теперь, я бы призадумался, я бы иначе взыскал с Боголюбова… Но, помилуйте, когда министр юстиции не только советует, почти просит, могу ли я сомневаться? Я солдат, я – человек неученый, юридических тонкостей не понимаю! Эх, зачем вас вчера не было?! Ну да ничего, теперь тем более все почти спокойно, а им на будущее время острастка… Боголюбова я перевел в Литовский замок. Он здоров и спокоен. Я ничего против него не имею, но нужен был пример. Я ему послал чаю и сахару.

Чай и сахар недолго были нужны Боголюбову-Емельянову. Алексей Емельянов был во многом типичной фигурой в революционном движении той эпохи. Попович, обучившись в семинарии, вдруг поступил в Харьковский ветеринарный институт. Его влекла не учеба, не тяга к знаниям, а стремление вырваться из привычного и тяготившего образа жизни. Горячий, порывистый по характеру, он познакомился с радикальными идеями и с жаром включился в движение. Воспитанный на Священном Писании, он сформировался как человек одной идеи, готовый самозабвенно подчиниться и служить ей, но при этом, увы, напрочь лишенный смирения. Горделивая мысль – человеческой волей изменить мир – соблазнила его, как и многих других. Став в двадцать лет профессиональным революционером, он вел пропаганду на юге России, в 1876 году перебрался в Санкт-Петербург, где входил в общество «Земля и воля». Появление его на демонстрации у Казанского собора не случайно, он ее готовил.

После истории с Треповым Боголюбов-Емельянов был направлен в Новобелгородскую тюрьму, и там его психика не выдержала. Он впал в состояние мрачного помешательства. В январе 1877 года был отдан на попечение отцу, старику священнику, и дальнейшая его судьба неизвестна.

Но и тогда неуклюже извинительный жест Трепова мало что значил. Впрочем, о нем мало кто узнал. Кони, например, об этом не рассказывал. Он вообще подумывал об уходе с государственной службы, но жаль было ломать удачно шедшую карьеру. 24 января 1878 года он вступил в должность председателя Петербургского окружного суда.

В тот самый день, 24 января, Верочка, проведшая бессонную ночь, встала рано. Всю ночь, едва она смыкала глаза, ее мучил кошмар: снилось, что она выходит в коридор квартиры и начинает громко кричать. Она пытается удержаться, но кричит, кричит, кричит, сознавая безумие этого крика. Лежавшая рядом Маша будила ее, Верочка просыпалась, но едва натягивала одеяло на голову – приходил тот же сон, и она кричала, кричала…

Часов у них не было, но по тому, что за окном начало сереть, а у хозяйки что-то стукнуло, решили, что пора. Следовало спешить, дабы поспеть в приемную градоначальника к началу приема – к девяти. Узнать, сам ли он будет принимать, и успеть незаметно уйти, если окажется, что прием ведет помощник.

Верочка оделась в новое платье, надела старое пальто и шляпу, а загодя купленные новую тальму и шляпу уложила в саквояж.

Длинная накидка без рукавов замечательно подходила для подготовки оружия к бою. Не будь хозяйка такой любопытной, можно было бы переодеться и сейчас, но по расчетам подруг следовало не наводить вдову чиновника на какие-либо подозрения.

Заехав на вокзал, Верочка переоделась. Саквояж со старым пальто и шляпой передала Маше. Они расцеловались.

На улице уже рассвело, но было мрачно, холодно, малолюдно. У градоначальника собралось около десятка посетителей. Всякий входивший спрашивал:

– Градоначальник принимает?

– Принимает, – отвечал дежурный офицер.

– Сам принимает?

– Сам.

Как бы для последней проверки ее хладнокровия какая-то женщина протянула ей прошение с просьбой проверить, верно ли написано.

– Да вы покажите офицеру.

– Ой, что вы, я боюсь.