Читаем Александр у края света полностью

— Все остальные тоже убирайтесь, — сказала она, страшно оскалившись. — Вон отсюда. И ты тоже, Тирсений. Уходи.

Если бы на месте Основателей оказалась банда скифских разбойников, они, может быть, попытались оспорить этот приказ. Основатели же, видя Феано в режиме Цербера, сделали единственный разумный выбор и без слов удалились.

— Спасибо, — сказал я. — Наверное.

Она нахмурилась.

— Во что ты вздумал поиграть? — спросила она. — Сиди тихо. — Она скрылась в задней комнате и вернулась с полным тазом. — Сперва перевяжем твою щиколотку.

— У меня есть подозрение, — сказал я, когда она обматывала мою ногу полотном, — что вышвыривать городской совет на улицу — это грубое нарушение протокола.

— Вот и хорошо. Если кто за это и ответит, то это будешь ты, кстати говоря. Иерархия управления и все такое.

— Тогда все в порядке, — сказал я.

— Рада, что ты согласен. Не слишком туго?

— Что, повязка? Нет, вовсе нет.

— Значит, недостаточно туго. Посиди еще, я только…

— Эй!

Она намотала повязку еще туже и завязала концы.

— Если у тебя есть хоть немного мозгов, ты никуда не пойдешь, — сказала она. — Правда, я сроду не встречала мужчины с таким количеством мозгов. Попробуй хотя бы наступать на нее полегче, иначе она целую вечность будет болеть.

Через некоторое время Основатели вернулись, однако на сей раз вежливо испросили разрешения войти. Теперь с ними был Марсамлепт в сопровождении пары иллирийцев, а также Тирсений (почетный переводчик), один или два земледельца и вдова Птолемократа. Ясное дело, сидений не хватило, так что Тирсений послал моего сына и несколько других мальчишек занять у соседей стулья, табуретки и козлы; покуда же вошедшим последними оставалось стоять или усаживаться на пол.

Марсамлепт, имеющий очень усталый вид, представил свой отчет на иллирийском, и один из его людей переводил, пока тот говорил. Приподнятые брови, досадливое шипение и другие театральные жесты сопровождали его рассказ о том, как им не удалось найти никаких следов налетчиков за вычетом двух скифских трупов, но я вежливо из игнорировал.

— Ладно, — сказал я, подытоживая услышанное. — Похоже, что это вполне мог быть набег скотокрадов или спонтанная выходка каких-то юных храбрецов. Очевидно, она не была санкционирована официально. Есть предложения, что делать дальше? Разумные предложения, — добавил я.

— Конечно, — ответил один из Основателей, имени которого я уже не помню. — Мы должны отплатить той же монетой. Если мы сожжем несколько их хижин или угоним лошадей, они хорошенько подумают в следующий раз, прежде чем решаться побеспокоить нас.

Ему возразил один из земледельцев, по имени Херсонес.

— Может, они как раз так и говорили, когда планировали нападение, — сказал он. — И если мы нападем в ответ, какова вероятность, что они не почувствуют себя обязанными ответить тем же? Не успеем оглянуться, как разгорится война.

— К тому же их больше, чем нас, — заметил еще кто-то.

— Тем больше причин дать им хорошего пинка, — отозвался один из иллирийцев. — Посмотрим на это с другой стороны. Что они подумают, если мы ничего не предпримем? Я бы сказал, что у нас нет выбора — ударим со всей силой, а уж потом попытаемся поговорить.

— Согласен, — сказал Основатель. — Эти люди понимают только одно.

Прежде чем дискуссия получила развитие, появились дополнительные стулья, и нам пришлось прерваться, чтобы переждать разгоревшуюся из-за них схватку.

В конце концов свободными остались только подозрительно шаткие козлы, и трое, оставшиеся без седалищ, предпочли стоять, чем довериться этому коварному предмету обихода.

— Поступая так, мы теряем контроль над ситуацией, — сказал я. — Вероятно, так и началась Троянская война — да и любая другая война. Я согласен, что мы не можем просто проигнорировать происшедшее, это означает напрашиваться на неприятности. Поэтому мы ответим на неофициальную атаку официальной. Нет, разумнее будет сперва поговорить с ними, а уж затем, если это ни к чему не приведет, переходить к боевым действиям.

— Чудесно, — язвительно воскликнул Основатель Агесилай. — Предупредим их, что собираемся напасть, чтобы они смогли подготовиться. Вот этакую военную теорию ты преподавал своим ученикам? Если так, боги спаси Македонию.

Я покачал головой.

— Не волнуйся, они уже ждут нашей атаки, — ответил я. — Думаю, элемент неожиданности — это недоступная нам роскошь. Послушайте, мы сейчас с вами занимаемся тем, что создаем прецедент решения всех грядущих проблем со скифами — а проблемы будут, помяните мое слово — поэтому нам стоит напрячь мозги и попробовать придумать что-то слегка более хитроумное, чем немедленная война. В конце концов, — добавил я, не удержавшись, — предполагается, что у нас тут Идеальный Город. Если мы в самом деле его граждане, давайте действовать соответственно.

Вдове Птолемократа моя речь вовсе не пришлась по душе.

— Извините меня, — взорвалась она, — но это моего мужа только что убили, и вы должны что-то по этому поводу предпринять. Я ушам своим не верю — мило болтать с людьми, зарезавшими моего мужа…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза