Александр у края света

Эти слова показались присутствующим гораздо более подобающими моменту. Я, однако, словами такого сорта не располагал.

— О, прекрасно, — сказал я. — Ты только что потеряла мужа; давайте посмотрим, а не удастся ли нам овдовить еще несколько женщин, чтобы они составили тебе компанию. Да, верно, — быстро добавил я. — Не стоило мне этого говорить, прости меня. Но иногда правда уродлива. Все мы потрясены... проклятье, да я сам был там, и эти твои слова легко могли прозвучать из уст Феано. Но сейчас, если мы не хотим потерять все созданное нами за десять лет, нам нужно думать головой. В противном случае с тем же успехом можно воспользоваться предложением Агесилая, высказанным им после первых же новостей — упаковаться и двинуть назад в Македонию... я вижу, его настроение уже переменилось, и за это я ему благодарен. Или здесь есть кто-нибудь еще, кто думает, что нам следует так поступить?

Никто ничего не сказал.

— Хорошо, — сказал я. — Вот что я предлагаю — и это только предложение, не более; у нас свободный город и мы должны держаться своих принципов. Мы отправим к скифам посольство и потребуем выдать нам виновных в этом преступлении. Мы совершенно ясно покажем им, что если этого не произойдет, то они сильно пожалеют. После этого подождем и посмотрим, что произойдет, прежде чем принимать решения, о которых можно впоследствии пожалеть. Я полагаю, что они сейчас пребывают в полнейшем ужасе, ожидая, что мы явимся в полном боевом облачении и с горящими факелами. Давайте же покажем им, что мы не дикари, и может быть, выясним, что и они тоже. Ну? Какие у кого мнения?

Никаких мнений ни у кого не оказалось, так что, к моему величайшему облегчению, все они вышли вон, оставив меня наедине с отложенным шоком, который мне еще час назад следовало из себя выпустить. Не забывай, что это был первый раз в моей жизни, когда я участвовал в бою и стал свидетелем жестоких, преднамеренных убийств. Для иллирийцев это было нормально, да и для большинства македонцев тоже. Они были солдатами и были прекрасно осведомлены об этой стороне жизни, в то время как я знал о ней не больше, чем об Эфиопии…

Я читал о ней, в целом не сомневаясь в ее существовании и имея смутное и, вероятно, совершенно неверное представление о том, что она из себя представляет. Думаю, только к лучшему, что мне пришлось заниматься этим знакомым, почти уютным делом — умиротворением идиотских свар между глупыми моими собратьями.

Если бы я оказался среди них, имея возможность перевалить ответственность на кого-то другого, я бы уже лишился от страха всякого разумения. Когда мне удалось наконец собраться и одолеть жгучее желание заползти под кушетку и свернуться в тугой маленький шар, я смог заставить себя обдумать план необходимых действий.

Чисто теоретически, мы, Основатели, были не более чем представителями остальных колонистов, и всякое важное решение следовало принимать через Собрание, по достижении консенсуса. В пекло все это, решил я; важнейшим фактором было время, а если что и требовалось колонистам, так это знать, что все под контролем и ничего подобного более не повторится. Разумеется, если не создать у них этого ощущения, каждый из них пожелает высказать (а скорее — проорать) свое мнение, и если план с посольством не сработает, я со всей душой покорюсь их воле, хотя бы для того, чтобы снять с себя ответственность за руководство полноценной войной, которой возникшая ситуация рискует разрешиться.

Я некоторое время размышлял обо всем об этом, а затем позвал Феано, которая так и сидела в задней комнате.

— Все слышала? — спросил я.

Она кивнула.

— Когда оказывается, что самым разумным человеком среди главных граждан города являешься ты — это кое о чем говорит, — мягко сказала она. — С другой стороны, мысль о том, что пора паковаться и уезжать — может быть, самая лучшая…

— Окажи мне услугу, — прервал ее я. — Сходи позови Агенора и Марсамлепта, да скажи Марсамлепту прихватить с собой двенадцать надежных молодцов — во всей броне, но под плащами, и чтобы из оружия взяли только мечи. Попроси Эвпола заседлать лошадь. Сделаешь?

Она кивнула.

— Только этих двоих? — спросила она.

— Кого ты еще можешь предложить? — сказал я.

Она немного подумала.

— Полибий, — сказала она. — Я знаю, он Основатель, но он слишком робок, чтобы мешать, а тебе нужно взять с собой хотя бы одного из них, или остальные объявят тебе войну.

— Хорошо, — сказал я. — Это разумно. Кого-нибудь еще?

— Тирсения.

Я скривился.

— Да ладно тебе, — сказал я. — У меня и без него проблем хватает.

Она покачала головой.

— Во-первых, — сказала она, — он понадобится тебе, чтобы переводить с иллирийского…

— Херня, — прервал ее я. — Я знаю иллирийский получше его. Если уж зашла об этом речь, то и ты тоже. И ручной хорек дочери Анфима.

— Кроме того, — продолжала она, грубо проигнорировав мои слова, — скифы знают его и доверяют ему, и было бы полезно иметь при себе кого-то, к кому они…

Я поднял руку.

— Погоди, — сказал я. — Что ты имеешь в виду — знают и доверяют? Как, чтоб мне провалиться, так получилось? За все эти годы мы с ними не имели никаких дел.