Одна из крепостей, называемая «Согдийской скалой», была, как доложили Александру его разведчики, практически неприступна. Стоило ему оказаться у ее подножия, как он и сам поверил в это. На голой гранитной скале возвышалась защищенная башнями, обнесенная зубчатыми стенами крепость, настоящее каменное гнездо на вершине, при виде которой невольно возникал вопрос: каким же образом туда вообще могли добраться те, кто обязан был это гнездо оборонять? Александр велел передать коменданту крепости, что понимает, насколько трудно будет взять приступом эту скалу, но в конце концов она все равно будет взята, поскольку для него, Александра, — и это известно всему миру — нет ничего невозможного, и посему будет лучше капитулировать сразу и тем самым спасти жизнь и защитникам, и членам его семьи, а это он им обещает. Согдиец с издевкой ответил: «Ваш царь велик, и многое ему подвластно, но у него нет солдат с крыльями». Этот человек просто не знал, что одного нельзя делать ни в коем случае: бросать Александру вызов.
Македония, как известно, — страна, где есть и равнины, и леса, и горы. И те, кто был родом из горных селений, знал, как пробираться по заснеженным скалам; именно эти люди сейчас понадобились царю. Им были выданы веревки, железные колышки для палаток, которые должны были использоваться в качестве крюков, вбиваемых в расщелины между камнями, и разборные лестницы. Перед тем как они в одну из ночей начали восхождение на эту стену, был обговорен и размер денежного вознаграждения, которое им полагалось в случае успеха. Первые трое, кому удастся взобраться на скалы вокруг крепости, должны были получить по десять талантов каждый, следующие — в зависимости от той высоты, на которую сумеют подняться. Из трехсот добровольцев сорок сорвались вниз и погибли, остальные же добрались на самый верх и оттуда дали знак своим товарищам.
Александр вызвал своего стентора (троянец по имени Стентор, согласно Гомеру, обладал силой голоса, которой хватило бы и на пятьдесят человек), и тот должен был прокричать снизу осажденным следующую фразу: «Если ваш командир желает увидеть летучих солдат, пусть посмотрит вверх!»
«Согдийская скала» по-прежнему имела неприступный вид, но зрелище соседних скал, усеянных солдатами, вызвало шок! Спустя несколько часов с башен уже свешивались белые флаги. Среди пленников была молодая девушка, выделявшаяся даже среди уроженок Бактрии и Согдианы, известных своей красотой. На вопрос, кто она такая, девушка ответила: «Меня зовут Роксана, я дочь правителя Оксиарта». И вот Роксана (или «Звездочка» — так звучало ее имя в переводе) была доставлена в Бактру (ныне Бакх на севере Афганистана) и вместе со своим отцом представлена царю. Эта тринадцатилетняя девушка была не только хороша собой, но и, как писал Курций Руф с присущим всем римлянам высокомерием, обладала «редкостным для варваров очарованием».
Александр, почитавший за образец человеческой красоты лишь мальчиков, оказался в плену юной красавицы. Поскольку он всегда считал влюбленность проявлением человеческой слабости, то вынужден был заявить своему окружению: «Я беру Роксану в супруги. Лишь узы брака между македонянином и персиянкой способны смыть позор побежденных, а победителей заставят умерить гордость».
Свадьба состоялась в той же крепости на скале. Сыграли ее по иранским обычаям, брачный союз был скреплен ритуалом совместного вкушения от одного хлеба, который жених поделил своим мечом, что символизировало единение плоти. За праздничным столом присутствовал и Оксиарт, который из всех гостей выглядел, наверное, самым счастливым. Уже готовый подставить свою шею палачу (будучи не так давно сторонником Бесса), он всего лишь за одну ночь стал тестем самого паря.
Современник Александра греческий художник Этион запечатлел свадебное торжество на одной из своих картин. Произведение это, названное «Свадьба Александра и Роксаны», было представлено на играх в Олимпии. Как и все работы художника, эта картина тоже не дошла до нас. К радости историков искусства, сохранилось ее описание — настолько подробное, что подвигло Содому, одного из живописцев эпохи Возрождения, написать фреску, которая и сейчас украшает стену виллы Фарнезина в Риме.
Весть о свадьбе Александра достигла и Греции. В переходах Агоры в Афинах, как и везде, события в Персии были излюбленной темой для сплетен: стало быть, он решил взять в жены дочь варвара, совсем еще ребенка (впрочем, он и сам уже давно варвар), а когда свадебные торжества были еще в полном разгаре, подошедший Гефестион прошептал ему на ухо: «Ты стал отцом сына».