С требованиями литературного этикета связан и стилистический прием, названный нами «максимализмом». Суть этого приема в том, что автор с помощью устойчивых эпитетов подчеркивает необыкновенную силу чувства («радостен зело», «печаль велика»), грандиозность события («сеча зла», «победа велика») и т. д. Александрия в применении этих формул не отличается от других древнерусских памятников, например от летописей, которые начиная с Повести временных лет широко их используют. Так, формуле «радостен зело (или вельми)» в Александрии соответствует в Ипатьевской летописи столь же устойчивая формула «с радостью великой»: «И възваша кури иелисон с
Этот «максимализм» присутствует и в других формулах. Умершего Филиппа македоняне несли к месту погребения «с плачем великым» (л. 38); «воплю и плачю велику бывшу зело», когда македоняне, преследуя разбитое афинское войско, дошли до «врат градных» (л. 51 об.), «с плачем великым» встречали индийская царица и ее приближенные тело убитого Пора (л. 146). Формула «плач; велик» обычна в русских летописях при описании похорон князя.[295]
Еще одним примером «максимализма» является описание даров, приносимых Александру или даруемых им. Все «вселенские цари» «принесоша ему
Не менее многочисленны случаи употребления этой формулы и в более позднем летописании.[299]
Распространены в Александрии и синонимические сочетания: «воиньство свое почте
Итак, сербская Александрия, попав на русскую почву, продолжала свою литературную историю. В ее текст был внесен ряд сюжетных изменений и «идеологических поправок», а язык перевода носит следы попыток приблизить стиль Александрии к более парадному стилю русских воинских повестей периода второго южнославянского влияния. Различия этих стилей были немалыми. Достаточно сопоставить, например, сходные ситуации из Александрии и Повести о Мамаевом побоище (XV в.), чтобы наглядно их ощутить.