В одиночку можно перевалить через горы. Это, конечно, неосмотрительно, более того, крайне безрассудно, но осуществимо. Но нечего и мечтать раскопать в одиночку целый город. Такого никто никогда не предпринимал. Имея заступ и достаточно решимости, можно за неделю-другую вырыть одну траншею и расчистить одну стену. Но даже тогда, причем при том условии, что вам сказочно везет и вы с первого раза принялись копать в правильном месте, как вы будете в одиночку вынимать целые блоки кирпичной кладки? Массон знал и о других нешуточных проблемах. Если ему повезет – если он, вопреки вероятности, наткнется не только на «разбитых идолов»[299]
, – то что ему делать дальше? Как доставить свои находки в Кабул? Чем платить за их перевозку в Индию, не говоря о Британии? Кто будет стеречь их в пути, кто примет их в месте назначения? (Увы, пройдет много лет, прежде чем археологи поймут, что вывоз наследия страны без согласия ее населения и полное опустошение мест находок – глубоко порочная практика.) Поэтому Массон возлагал надежды на помощь Поттинджера.В Кабул Массон, ослепленный своими баграмскими открытиями, вернулся в разгар лета. Рынки были полны салата и неспелых слив, абрикосов, редиса и огурцов. В садах за городскими стенами вовсю цвели розы, и их аромат пропитывал воздух долгими летними сумерками[300]
. Массон сидел в заброшенном саду Бабура, первого императора Великих Моголов, – беседки там заросли, лужайки и аллеи покрылись сорняками, ветви фруктовых деревьев сгибались до земли от обилия плодов, – и любовался закатом. Здесь собиралась молодежь со всего Кабула: юноши играли в чехарду, женщины пели и били в бубны[301]. «Вокруг упадок[302], – писал он. – Но какая же это прелесть!»[303]У Массона были основания для хорошего настроения. Вернувшись в город, он нашел письмо от Поттинджера. Тот не просто написал ему теплый ответ, но и прислал немного денег на раскопки. Массон был ему несказанно благодарен. «За эту невероятную доброту, – писал он Поттинджеру, – я прошу принять выражение моей бесконечной признательности. Мне не повезло, я провел в Кабуле много времени без дела, неспособный шелохнуться от нужды. Ваша доброта поможет мне отправиться в путь… Я намерен отыскать несколько мест, перечисленных в Индийской экспедиции Александра Македонского, и во многих надеюсь достичь успеха»[304]
.В то лето к Массону зачастил гость, шпион Ост-Индской компании в Кабуле – Карамат-Али. У того выдался нехороший год. «Он старался соблюсти инкогнито; но из-за перехваченного письма в Герат стало известно о его существовании и занятии, и он был заключен в тюрьму Дост-Мохаммед-Хана»[305]
. Брат Дост-Мохаммеда, Джабар-Хан, вызволил разоблаченного агента из тюрьмы под обещание не писать в будущем ни слова о Дост-Мохаммеде. После этого Карамат-Али рассудил, что рыскать по Кабулу в интересах Ост-Индской компании – последнее дело, и вместо этого прибился к Джабар-Хану.Однажды, в разгар Рамадана, он вырос у Массона на пороге, важно представился «агентом Верховного правительства Индии» и остался обедать[306]
. Карамат-Али не постился: домик Массона в Армянском квартале был одним из немногих мест Кабула, где он мог без последствий нарушить пост. До конца Рамадана Массон «получал удовольствие от его общества»[307]. Шпион ел за двоих, зато больше ничего не сообщал о Массоне Ост-Индской компании.Сидя в саду Бабура, Массон пытался мысленно разложить по полочкам свои баграмские находки. Он рассматривал купленные монеты, силясь что-то на них разглядеть, какое-нибудь слово, которое могло бы ему помочь. С монет на него взирали неведомые цари. Правили ли они Александрией? У Массона почти не было книг, поэтому он не знал, «что европейскому миру известно, а что – нет»[308]
. Но, даже располагая величайшей в мире библиотекой, он бы не сумел разгадать загадку. Как написал один историк, «после ухода Александра Македонского земля погрузилась во тьму»[309]. Чтобы найти Александрию, Массон должен был ответить на вопрос, ответа на который никто не мог найти на протяжении тысячи лет: что произошло после ухода Александра из Афганистана?Письмо Поттинджера было не единственным сюрпризом, поджидавшим Массона после его возвращения из Баграма. В нескольких милях от городских стен он наткнулся на охотника за сокровищами из Трансильвании, Иоганна Мартина Хонигбергера, «занятого разрушением» постройки, к которой Массон присматривался месяцами, – «одного из многочисленных старинных зданий»[310]
, разбросанных вокруг города. Хонигбергер любил цитировать Цицерона, практиковал гомеопатию и крушил все вокруг себя. Последние четыре года он провел при дворе Ранджита Сингха в Лахоре, где, «занимаясь физикой и изготовлением пороха, неплохо нажился и теперь отправляется в Европу»[311]. Это он научил Ранджита Сингха делать его излюбленный коктейль: «крепче чистого виски и жгучий, как огонь. Этим коктейлем он [Ранджит Сингх] поил английских путешественников, вытягивая из них новости»[312].