Александрия это была или нет, Массон все равно нуждался в деньгах, как никогда. По его прикидкам, «1500 рупий позволили бы трудиться там год или дольше»[335]
. Это была умеренная сумма, 15–18 тысяч нынешних фунтов стерлингов[336]. Но Массон знал, что просить столько у Поттинджера нельзя. Оставался единственный вариант – сама Ост-Индская компания. «Если вы посчитаете этот вопрос достаточно важным, то я бы не стал возражать, если бы вы предложили властям в Бомбее предоставить мне средства на проведение раскопок, – писал он Поттинджеру. – За это я бы предоставил все найденное в их распоряжение». Правда, в конце письма Массон, спохватившись, приписал: «Поразмыслив, скажу, что лучше ничего Бомбею не предлагать, даже за суммы, которые позволили бы мне многое сделать и продержаться… Слишком тяжело я принял бы отказ, к тому же не следует за ту скромную сумму, которую я назвал, ставить себя в такую зависимость»[337]. При всей отчаянности своего положения он не хотел, чтобы чиновники Ост-Индской компании наводили справки о Чарльзе Массоне.При этом шпион Ост-Индской компании Карамат-Али больше не представлял для него опасности. К концу 1833 года тот перестал слать какие-либо донесения, ограничившись самовосхвалениями и сетованием на свою заброшенность и на необходимость крупных трат. «Что мне за польза, если нет ни вознаграждения, ни даже благодарности за сделанное, – жаловался он. – Убереги, Аллах, от скаредного господина! Как ни возбраняется петь хвалу самому себе, без преувеличения считаю чистой правдой то, что мои услуги не получили должного признания»[338]
.В ответ на требование Ост-Индской компании присылать сведения не об одном себе Карамат Али принялся плести небылицы о своих подвигах в Кабуле. Вместо того чтобы сознаться, что Дост-Мохаммед держал его под замком, он уверял британцев, что афганская элита – его марионетки. «Я сделался им необходимым, – писал он. – Это они в моей власти, а не я – в их. Не тревожьтесь, я хочу только, чтобы вы знали: я втерся в доверие к ним ко всем, и теперь они прислушиваются к моим советам»[339]
. «Нет такой тайны, которой они бы мне не приоткрыли, никому они так не доверяют, как мне»[340].Хороший шпион непредсказуем: пока вы смотрите влево, он шмыгает вправо. Когда-то Карамат-Али был таким же ловкачом, но затем стал шпионом плохим: вы смотрите влево – и он идет влево, потом шарахается вправо, спотыкается и падает ничком. Не располагая сведениями, которыми можно было бы поделиться, он все больше полагался на свою фантазию. В конце 1833 года он сообщил, что Дост-Мохаммед и его братья встретились накануне ночью и решили «сдать свою страну англичанам»[341]
.Карамат-Али не поскупился на подробности: описал внутренние покои дворца, тайную сходку самых могущественных людей Афганистана и пылкую речь Джабар-Хана. «Я, самый старший твой брат, говорю тебе, – якобы обратился тот к Дост-Мохаммеду, – если ты не прислушаешься к моему совету, то не надейся на меня, я пойду своей дорогой». «С первого моего дня здесь, – писал Карамат-Али о человеке, освободившем его из застенка, – он мечтал о власти англичан над страной». Далее Дост-Мохаммед и его братья «призвали явиться сюда кого-то из сагибов, чтобы власть в стране была передана англичанам с условием выплаты им шести-семи “анна”[342]
или иного по согласию обеих сторон, после чего они заживут частной жизнью… Тех, чьи речи были прежде полны угроз, я сделал такими уступчивыми, что вы сможете лепить из них все, что пожелаете, – заключал он. – По моему скромному суждению, чем скорее британское правительство займется делами этой страны, тем лучше»[343].Сам Мюнхгаузен краснел бы, плетя такое. Но Карамат-Али стоял на своем, хотя в его донесениях не было ни слова правды. Он даже разгневался, когда шеф шпионской сети Ост-Индской компании не принял его донесение на веру, и (по словам самого шефа) «сетовал, что ни одному его слову не верят. Хотя будь на его месте кто-нибудь из сагибов, то его словам поверили бы как Святому писанию»[344]
.Стремительное падение Карамат-Али имело одно неожиданное побочное следствие. Пространные письма Массона Поттинджеру стали теперь лучшим источником данных об Афганистане, бывших в распоряжении Ост-Индской компании.
Начало 1834 года застало Массона в Бимаране, крохотном полумертвом кишлаке из двадцати домишек на старинном караванном пути, примерно в 144 километрах от Кабула[345]
. Над этим кишлаком высились пять огромных искусственных курганов. Массон знал, что они связаны с буддистами. Курганы представляли собой разрушенные ступы – купола из кирпича и земли со священными реликвиями внутри. Веками, пока в Афганистане исповедовали буддизм, эти ступы служили объектами поклонения. Паломники приносили к ним цветы и водили вокруг них молитвенные хороводы. Внутри каждой хранились сокровища: подношения верующих, исполнявших обеты, бумажные свитки с молитвами, золото и драгоценные украшения.